Виктор Некрас - Жребий изгоев. Всеслав Чародей – 1

Волхв повёл косматой и рогатой головой – в этот миг он был как никогда похож на самого Велеса, такого, каким его резали мастера из дерева – могучий старец, воплощение звериной силы и мудрости, предвечной мощи Владыки Зверья. В его руках невесть откуда появился длинный свёрток кожи холстины.

Что это? – смятённо подумал Всеслав, но вслух спросить не успел – волхв протянул свёрток князю, легко, одной рукой – вторая занята посохом – держа на весу немаленькую тяжесть. Взгляд волхва, пронзительный и всезнающий встретился с взглядом князя. Да, княже, – молча сказал волхв, и Всеслав – князь! – молча склонил голову перед волхвом, медленно опустился на правое колено и протянул руки, принимая дар.

Под холстиной свёртка оказалась кожа. А под кожей…

Меч!

Толпа притихла – слышен был только неумолчный птичий гомон в лесу.

Всеслав осторожно потянул из ножен меч. Тускло блестели серебро и оцел, ласкала глаз кожа ножен и перевязи. И тут же душу князя наполнило ощущение силы.

Меч был непрост.

Очень непрост.

Князь медленно поднёс нагой клинок к губам, прикоснулся к благородному бурому оцелу.

И тогда невесть откуда пришло имя. Имя меча.

РАРОГ.

В храме было полутемно. Только плясали в полумраке языки пламени – от горящих на стенах храма жагр.

– Я не совсем понимаю, владыко, – встревоженно блестя глазами, говорил князь. – Я с пятнадцати лет знал, что я избран Велесом…

– Так, – кивнул космато-рогатой головой волхв – он и до сих пор был в священном убранстве. Кажется, предстояло ещё что-то.

– Но это же меч Перуна! – выкрикнул шёпотом Всеслав.

– Ну и что? – волхв пожал плечами, рога на его голове чуть колыхнулись. – В этом мече – правда богов. И, стало быть, она – с тобой. И потом – богам виднее.

Рядом с лавкой, на которой сидели волхв и князь, стоял прислонённый к стене посох Славимира. Князь невольно остановил на нём взгляд. Дуб украшала резьба – сплетались на нём змеи, становились птицами, щерились звериные морды, там и сям пестрели священные знаки.

Древняя работа.

Очень древняя.

– Княже… – голос волхва вывел Всеслава из странного полузабытья, и князь поднял голову.

– Я готов, владыка.

– К чему? – глаза Славимира смотрели неотступно, требовали ответа, ждали.

– Ко всему, – князь ответил не менее неотступным взглядом. – Я с самого детства знаю, что избран Велесом к восстановлению веры. Теперь я вижу, что и воля Перуна – в том же.

Во взгляде волхва светилось одобрение.

На Софии звенели клепала – размеренно и звонко. Князь невольно поморщился и затворил окно.

За спиной скрипнула дверь – в горницу просунул голову доверенный холоп.

– Княже…

– Чего ещё? – недовольно бросил Всеслав, теребя в руках конец пояса, хотя и так знал – чего.

– Прошают быть на службе в церкви.

– Скажи, болен, не иду, – ответил Всеслав. Можно было сказать, что службу отстоит в своей церкви, да только ведь всё равно узнают правду – поп из княжьей церкви расскажет. Да и не только поп – этот вот холоп, хоть и доверенный, а всё одно христианин. Ни на кого из них Всеславу надеяться нельзя. Ну и ладно – пора уж открыть лица.

Холоп, меж тем, всё ещё торчал в дверях, словно выжидая, что князь передумает.

– Ну, чего стал?! – рыкнул князь, свирепея, и сделал себе на памяти верную зарубку – завтра же избавиться и от этого холопа, и от остальных христиан в терему. Да и в Детинце тоже пора бы. Пора уже поменять теремную обслугу, разогнать эту христианскую братию подальше. Сначала жалко было – отцу верно служили, обижать людей не хотелось, потом привык. Но сейчас, когда пресвитер уже пять раз назойливо напомнил про пропущенные князем службы – это Авраамий-то, истинный христианин, который и приверженность князя к старой вере искренне почитал только своей виной! Когда затеваются большие дела и зреют большие замыслы, терпеть из жалости наушников в терему не стоит – может большой кровью оборотиться. Там, на посадах, в Окольном городе, да в Старом городе если и есть они где, так мало… пусть их. А кривские бояре… средь них теперь мало христиан, да и те утрутся и промолчат, им их бог велел терпеть и подставить правую щеку после левой.

Дверь вновь скрипнула. Всеслав оборотился с немалой злобой, но тут же обуздал себя – пришла княгиня.

– Сколько раз говорил холопам – дверь смазать, – процедил он. – Бездельники. Дармоеды.

– Опять буянишь, ладо? – Бранимира подошла вплотную, провела ладонью по волосам князя, чуть дёрнула за длинную прядь – Всеслав не брил головы и подбородка по примеру воев, не жертвовал волос Перуну. Велесову потомку это не к лицу.

Всеслав по-прежнему раздражённо дёрнул плечами, освободил волосы из рук жены.

– Р-разгоню всех… – бормотнул он, невольно остывая. – Наушники.

– Грозен ты, княже, как я погляжу, – княгиня улыбнулась. – И куда денешь?

– Пусть к епископу в прислугу идут, – махнул рукой Всеслав.

Княгиня звонко расхохоталась – она и до сих пор, на четвёртом десятке, сохранила весёлый нрав.

– Войну затеваешь, Всеславе? – внезапно спросила она, положа руку ему на плечо. Князь невольно вздрогнул, поднял на неё удивлённые глаза.

– Ты… откуда знаешь?..

Бранимира усмехнулась, села на высокий подлокотник кресла, прижалась к мужеву плечу.

– Забыл, княже, кто я такова?..

Нет, он не забыл.

– Слухи и до меня донеслись, – Бранимира улыбалась. – Негоже тебе, ладо, таиться от меня. Вон правильно христиане говорят – муж и жена да будут едина плоть.

Всеслав криво усмехнулся:

– Они ещё говорят – жена да убоится мужа своего.

– Не дождутся! – княгиня гордо вздёрнула подбородок.

– Вот так-то лучше, – засмеялся Всеслав. – А то я уж подумал: ну, если и жена моя христианские речи повторять взялась, так надо мне оружие складывать да обратно кресту кланяться.

Княгиня засмеялась:

– Не приведи, Мокоше.

На том разговор и закончился.

Да, Бранюшка, затеваю я новую войну! – горько бросил про себя князь. И не с иноплеменниками войну, со своими, русичами, мало того – кривичами единокровными! А и как иначе?!

Когда-то давно, как только взял в кривской земле отец Всеславль, Брячислав-князь, решил он восстановить разрушенный Владимиром прадедов город. Обновлённая, отстроенная заново Брячиславом кривская столица разрасталась, народ в Полоцк притекал медленно, но верно. Слух про веротерпимого полоцкого князя разнёсся далеко по всей Руси, и народ бежал из-под руки Ярослава киевского в кривскую землю, чая здесь найти прибежище, где никто не помешает молиться русским богам. Полоцк богател на торговле с варягами и урманами – по Двине с Варяжского моря прямой путь к Днепру.