Баянгали Алимжанов - Сказ столетнего степняка

Эта смерть еще более ожесточила нас, и мы стали с новой силой ненавидеть царских карателей и колонизаторов. Но силы были неравны – огнестрельные железные ружья, плод цивилизации, были направлены на усмирение и уничтожение нашего добродушного народа, детей природы.

Отец так и не вернулся. Ему было сорок пять лет. Оказывается, их отряд был разгромлен в кровавой, неравной битве с вооруженным до зубов карательным отрядом. До нас дошли слухи, что наш отец погиб в той бойне. Так и остался навеки лежать в степи со своими боевыми братьями. Через год приехал к нам в аул очевидец тех событий, хромой инвалид, чтобы сообщить о гибели отца. Прочитав аят из корана, он подробно рассказал о гибели степняков в той ужасной мясорубке. Глухим, подавленным голосом поведал он мне, как повстанцы, попавшие в засаду, самоотверженно сражались против пулеметов и пушек, заряженных картечью.

– Много ли ума и умения надо, чтобы расстреливать всадников, вооруженных в основном соилом – березовой палкой и найза – копьем? – вопрошал хромой, обращая свой взор куда-то вдаль. – Винтовки били залпами, пулеметы строчили, грохали пушки. И за короткое время бесстрашные кочевники, сотрясающие своими уран – боевыми кличами и топотом копыт разгоряченных тулпаров – скакунов всю степь, были уничтожены. Почти все полегли, обняв навеки полынь и ковыль родной степи. Лишь некоторым отчаянным, везучим удальцам удалось добраться до стрелков и ударом соила размозжить головы противника. Я летел рядом с твоим отцом Аманжолом и видел, как на полном скаку высоко он поднял копье и успел бросить его в пушкаря. Но тот успел выстрелить. Копье Аманжола вонзилось ему в горло, а картечь буквально срезала твоего отца как травинку. Меня тяжело ранило в бедро, я упал с коня и потерял сознание. Как видишь, выжил все-таки.

Эта картина запечатлелась в памяти, всю жизнь я представляю себе отца, отчаянно скачущего, истекая кровью, на русскую пушку с высоко поднятым острым копьем.

– Да, горжусь своим отцом! – говорил с болью Салим. – Но не буду вот так открыто, прямо, хоть и героически, бросаться с пикой на пушку! Я буду гибким, хитрым воином! Лучше обойду эту пушку, зайду с тыла и перебью всех пушкарей или пальну по ней с еще большего орудия!

Салим сдержал свое слово. Он стал опытным, хитрым, закаленным в огне воином.

После подавления восстания, нашего старшего брата, двадцатилетнего Алимжана, забрали-таки на фронт. Мы получили от него два письма, потом связь прервалась, и от брата больше не было ни весточки! Вскоре в России произошли такие события, что властям было не до нашего брата. Мы надеялись и надеемся до сих пор, что он остался жив, попал в водоворот событий и выплыл на какой-нибудь берег – свой или чужой. Лишь бы жив был наш любимый брат! Дома перечитывали много раз его письма, написанные красивой арабской вязью, и старались понять, в какой переплет попал Алимжан. Судя по его письмам, дела на фронте были неважные.

Алимжан писал, что у них все хорошо, живы, здоровы, да только не отдают им павших лошадей. Русские солдаты не ели конину и убитых животных наспех закапывали или просто оставляли на радость падальщикам. Но никому в голову не приходило отдать их казахским тыловым рабочим! Решили бы проблему питания. Но господа офицеры не утруждали себя заботой о каких-то кочевниках.

Несколько лет назад прочитал статью о жизни черновых рабочих на фронтах Первой мировой войны. Оказывается, к рабочим применялся тюремный режим, их вели на работу под конвоем, при малейшей провинности наказывали. Вспоминая доброго брата Алимжана, бесследно исчезнувшего на полях кровопролитной войны, сочувствовал ему.

В начале семнадцатого года грянул гром: Свергли царя Николая!

Степь всполошилась – казалось, мир перевернулся! Эта была Февральская буржуазная революция 1917 года, в результате которой была установлена власть Временного правительства, суть которой стала понятна потом, спустя годы: установилось в стране конституционное правление.

Февральская революция остановила карательные действия в степи. Карательные отряды, собиравшиеся учинить кровавую расправу, готовившиеся нанести последний решающий удар по безоружным казахским аулам и плохо вооруженным повстанческим отрядам, остановились в растерянности. Огромная империя была обезглавлена.

Мы толком не успели ничего понять, как обрушилась вторая громовая весть: произошла Октябрьская революция, свергнувшая Временное правительство и установившая диктатуру пролетариата!

Степь опять забурлила. Появились первые буревестники революции, предвестники больших перемен и тяжелейших бедствий. Горлопаны и краснобаи разглагольствовали: пришла пора разрушить до основания старый мир и построить новый, справедливый мир! Мы, казахская беднота, предводимая российским и всемирным пролетариатом, во главе с великим вождем товарищем Лениным, должны уничтожить и изгнать баев и всех угнетателей трудового народа и самим взять власть в свои руки! Правда, пока дело не дошло до активных действий, только разделилась степь на множество противоборствующих лагерей.

Представители национальной партии казахов – алашордынцы пытались указать народу свой путь.

– Мы, казахи, единое целое! Нас и так мало, чтобы разделяться на бедных-богатых и уничтожать друг друга! Все казахи братья, один род, один народ!

Алашордынцы стали предвестниками национального возрождения казахов.

Это сейчас, почти сто лет спустя, осмысливаем, систематизируем события того смутного времени. Но когда жили в гуще событий, никакой четкой системы и понимания происходящего не было. Был кавардак, хаос, беспорядок. Голод, холод, бойня. Русская революция перевернула и нашу спокойную степь, бросив все живое в кровавый майдан – поле сражений гражданской войны, превратив родовую, братскую жизнь мирных казахов в сплошной кошмар. Шатающимся по степи агрессорам явно нравилась гражданская анархия – лихие и ничего не боящиеся, они коварно атаковали наши аулы. Разрывались снаряды, строчили пулеметы, свистели стальные шашки над степью, и смерть косила наш народ без разбора. Все понятия о добре и зле потеряли смысл, судьбы тысяч, миллионов людей перемешались. Страх и ужас, неверие в будущее царили в душе каждого из нас. Никто ничего толком не понимал – кто враг, кто друг, куда идти, с кем идти? Пока мы разбирались в этой новой жизни, нас агитировали разные авантюристы, монархисты и анархисты, социалисты и совдеповцы. Все сыпали красивыми словами, интересными идеями о свободе, равенстве и братстве, завораживая светлым будущим, где не будет царей и богачей. Но ближе всех, понятнее и роднее были свои националисты-казахи, которые призывали к национальному единству, свободе и автономии.