Семён Штейнберг - Жизнь вместо жизни

Иногда Соня без предупреждения внезапно исчезала куда-то по неизвестным для меня причинам, и мы гуляли с Людмилой вдвоём.

Болтали о всякой чепухе, но я часто чувствовал на себе её взгляд, словно она хотела что-то сказать и не решалась. Я старался не давать повода для серьёзного разговора, ибо предполагал, о чём может пойти речь; у меня не было ответа на её вопросы и, поэтому, я сам боялся такого разговора…

Дело в том, что ещё в самый первый день нашего знакомства, я поймал не себе изучающий взгляд Людмилы, но моя душа всё больше склонялась в сторону Сони, может быть, зов крови – не знаю. С Соней мне никак не удавалось остаться вдвоём для серьёзного разговора, к тому же мне иногда казалось, что Соня или специально уходила от разговора, или вообще не хотела его заводить…

Всё больше меня смущали её внезапные исчезновения, неизвестно куда и зачем. Родственников у неё здесь не было – это я знал точно. Знакомые, друзья? Я не ханжа и вполне допускал, что до моего появления у неё могли быть увлечения, тогда почему бы не сказать честно? Ещё мне казалось, что Людмила знала о причинах этих исчезновений. Может, об этом она хотела мне сказать, но не хотела выдавать подругу?

В общем, если на службе всё было нормально, то в личном плане всё было наоборот. Как в песне – первым делом самолёты… Тем временем, наши совместные встречи продолжались… Надо мной уже посмеивались не только в эскадрилье, но и в полку – в военном городке, как и в деревне, ничего не утаишь. Друзья смеялись – догуляешь с двумя до полковника, но тогда тебе никто не станет нужной, и ты не станешь нужен никому.

Летом у Сергея день рождения. Конечно, этот день отмечался на «пленэре» всей эскадрильей в широком кругу, вместе с семьями. Но это произошло неделей позже, а домой он пригласил меня одного.

Надо сказать, что после истории со стойкой шасси, между нами установились настоящие мужские дружеские отношения. Мужская дружба – без громких слов. На мальчишнике, по поводу его женитьбы, гуляли всей эскадрильей, но свидетелем на их регистрации был я.

В небольшой однокомнатной квартире, кроме Сергея и Марины, собрались родители Марины – жены Сергея, их соседи по лестничной площадке – милицейский майор с женой – той самой тётей Клавой, сестрой – хозяйкой поликлиники и я. Надо мной пошутили – почему я пришёл один, без своих подружек.

– Не смог решить кого пригласить, – пытался отшутиться… Вечер прошёл в настоящей семейной обстановке. Своих родственников у Сергея не было – он воспитывался в детдоме, и отношения с родителями Марины складывались вполне нормальные. Меня познакомили с присутствующими. Милицейский сосед был начальником местной милиции, а его жена меня сконфузила:

– Почему ты называешь меня Клавой? Клара я, Клара Давыдовна. Оказалось, что до недавнего времени, она работала врачом в этой поликлинике, но у неё что-то случилось с руками, и ей пришлось уйти с приёма больных. В конце вечера, Клара Давыдовна наставляла меня, вытащив в коридор на перекур:

– Если бы ты ошибся в выборе спутницы на этот вечер, то ничего страшного не произошло бы, но не ошибись в выборе спутницы жизни. Для тебя Соня не пара, а для Людмилы ты не пара. Это я, старая еврейка, тебе говорю. Людмила сделает тебе карьеру, но будет всю жизнь тобой командовать, как мальчишкой. Особенно держись подальше от Сони.

По поводу Людмилы я сам думал примерно также, а вот насчёт Сони я никак не мог понять, что тётя Клара имела в виду. Ясно одно – она что-то знает, но не может или не хочет говорить…

Ещё в начале, буквально за первый месяц службы влился в коллектив эскадрильи. Мы делали одно дело, каждый знал друг о друге, кто чего стоит. Не понаслышке, а по делам. У меня появились друзья, товарищи, всегда готовые прийти на помощь, и ты сам приходишь к ним, если видишь, что друг «зашился», и они не постесняются попросить, в любых вопросах – служебных или житейских, без разницы. Мы дружили всей эскадрильей, независимо от возраста, званий и занимаемых должностей. Эскадрилья приняла меня в свою семью.

Банальное правило – «один за всех и все за одного» было непреложным законом жизни нашей эскадрильи. Никогда и никого мы не оставляли один на один со своими проблемами.

Если кто-то из лётчиков отставал в лётной или боевой подготовке, опытные товарищи садились с ним в «спарку» и «вывозили» его до тех пор, пока всё не вставало на свои места.

Если техник не успевал или у него что-то не получалось, на помощь приходили все техники и расходились только тогда, когда самолёт был полностью готов к завтрашним полётам.

Иногда комэск устраивал «мальчишник» – нет, нет, это совсем не то, о чём вы подумали. Это означало, что в «узком» кругу намечался серьёзный разговор, подальше от глаз замполита и ушей особиста. Справедливости ради, надо сказать, что замполит был неплохим человеком – из лётчиков, списанный с лётной работы по состоянию здоровья, но всё же… у него своя служба… Об особисте и говорить не приходится. Приглашался и командир полка с заместителем – они были выходцами из нашей эскадрильи – «мальчишники» и совместный отдых – были детищем командира полка.

На этих «мальчишниках» шёл откровенный и серьёзный разговор о жизни эскадрильи: о лётчике, позволившем явиться на «работу» не в «форме», или о механике, допустившем при подготовке машины к полёту невнимательность или халатность, граничащую с преступлением. Речь могла пойти об офицере, допустившем хамство с подчинёнными или обложившем нецензурной бранью молодого солдата – срочника.

Речь могла зайти и о недостойном поведении некоторых офицеров и прапорщиков вне службы. С особой осторожностью и деликатностью говорили о личной жизни и семейных проблемах.

О темах «мальчишников» заранее не сообщалось, но комэск к разговору готовился сам, или поручал подготовку кому – нибудь из офицеров или прапорщиков. К разговору о личных или семейных проблемах, он готовился особо тщательно и скрупулёзно. Если вопросы были неоднозначными по своей сути, комэск подключал к этим вопросам жён офицеров.

Эти «мальчишники» не ставили перед собой задачу «пропесочить» виновного: на них ставилась задача каждому участнику понять причину и подоплёку проблемы, – искренне, от души высказать своё мнение по поводу случившегося.

На этих «посиделках» никаких «оргвыводов» не делалось; это право и возможность предоставлялось самому виновнику «торжества». Для этого и собирались без посторонних…

Между тем служба продолжалась своим чередом. В составе экипажа – ежедневная, будничная работа. Регламентные работы – подготовка самолёта к полёту… Послеполётное обслуживание: заправка топливом, боеприпасами, кислородом, сжатым воздухом, противообледенительной жидкостью. Тщательная проверка наиболее «опасных» узлов, устранение обнаруженных неполадок. До полной готовности машины к завтрашним полётам, независимо от времени суток и погоды. С разрешения руководителя полётов – контрольный запуск двигателя. Только потом – в ангар, под замок, под пломбу. Спокойной ночи… Если успеваешь, в душ и в лётную столовую…