Вадим Потапов - Сталин. Рефлексия (10 ночей 1941 года)

А тогда, при Чемберлене, Британия напрашивалась в союзники не нам – Рейху. В том же Мюнхене подписал сей Нэвилл с Гитлером целую декларацию: мол, все вопросы отныне они будут решать мирно, консультируясь друг с другом по любому поводу. И этой филькиной грамотой он от всей души размахивал по возвращении из Германии: смотрите, " я принес мир для нашего поколения "! Что, должно быть, раздражало Даладье: не уважил его Гитлер – предпочел британца французу. Но не долго длилось это раздражение: в декабре тридцать восьмого и про него вспомнили, подписали с ним такую же декларацию. Небось радовался, настолько радовался, что не заметил, как в промежутке между подписанием этих деклараций Гитлер натравил на Чехословакию своих (или почти своих) шакалов – Польшу с Венгрией. Небось, с его подачи стали они предъявлять претензии чехословацкому обрубку: мол, чем мы немцев хуже, отдайте нам заселенные нашими братьями территории. И, не дождавшись ответа, ввели на эти территории свои войска. Сперва польские, затем – венгерские.

Ну ладно, нас это особо не касалось, но в тридцать девятом началось нечто новое, нам не безразличное.... Разговоры про Закарпатскую Украину. Как публичные, так и приватные. Некий близкий к Чемберлену сэр 56 56 сэр Горацио ВИЛЬСОН, главный советник правительства Великобритании по вопросам промышленности сообщил нашему Майскому: Гитлер покушается на ваши территории. Мол, договаривается он сейчас с Польшей, чтобы та дала автономию украинским территориям, а после стала бы требовать от СССР (вместе с Германией, конечно), чтобы к этой автономии была присоединена и советская Украина. Мол, вы ж согласны с правом наций на самоопределение, так вам и карты в руки. Точнее – карта, чехословацкая карта. Именно игральная, не географическая, с географией в этих рассуждениях наблюдалась полная неувязка.

Но неувязка – неувязкой, а престиж – престижем. Государственный престиж. Пришлось мне лично на XVIII съезде выступать, аж в Отчетном докладе ЦК ВКП(б) эту тему затронуть. До сих пор могу слово в слово повторить свои мартовские слова:

"Характерен шум, который подняла англо-французская и северо-американская пресса по поводу Советской Украины. Деятели этой прессы до хрипоты кричали, что немцы идут на Советскую Украину, что они имеют теперь в руках так называемую Карпатскую Украину, насчитывающую около 700 тысяч населения, что немцы не далее как весной этого года присоединят Советскую Украину, имеющую более 30 миллионов населения, к так называемой Карпатской Украине. Похоже на то, что этот подозрительный шум имел своей целью поднять ярость Советского Союза против Германии, отравить атмосферу и спровоцировать конфликт с Германией без видимых на то оснований…"

Нет, Гитлер может и вынашивал какие-то планы в отношении Закарпатской Украины, велись в Германии подобные разговоры, но вряд ли эти планы напрямую были направлены против нас. Скорее всего, ему нужен был дополнительный повод для нападения на ту же Польшу. Эдакий политический штришок – мол, мы не только требуем отдать Рейху заселенный немцами Данциг, мы и о других нациях думаем. Опять же: зачем думать, разрабатывать какой-то польский вариант захвата Польши – вполне сгодится и чехословацкий.

При этом и англичане относительно этих планов могли вполне добросовестно заблуждаться. Читали же они «Майн кампф», запомнили небось, что " жизненное пространство» для Германии может быть найдено только в экспансии на Восток, а экспансия на Восток означает, что рано или поздно весьма вероятно столкновение между Германией и Россией ".»

Что ж, он тоже читал эту книжку. Читал и перечитывал. И все важное запомнил. В том числе и это:

"Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены."

«И то, что далее следовало, не забыл:

"Для нашей политики мы сможем найти в Европе только одного союзника: Англию. Только в союзе с Англией, прикрывающей наш тыл, мы могли бы начать новый великий германский поход."

Но к марту тридцать девятого всем было уже не до цитат из гитлеровского опуса, да и не до Закарпатья. Начались волнения в Словакии, парламент этой автономии объявил Словакию самостоятельной, и пятнадцатого марта для защиты живущих уже на чешских землях "несчастных немцев" гитлеровские войска вошли в Прагу. Всем было понятно: конфликт был создан Германией, опирающейся на этих самых "несчастных" (полмиллиона человек, вооруженных в том числе. Кстати, в Поволжье их не меньше, одно радует – не вооруженных. Пока не вооруженных, а там.... Не забыть!).

Всем понятно, но – не Чемберлену. Тот все воспринял по другому, сугубо официально. И официально же заявил:

"Словацкий парламент объявил Словакию самостоятельной. Эта декларация кладет конец внутреннему распаду государства, границы которого мы намеревались гарантировать, и правительство его величества не может поэтому считать себя связанным этим обязательством".

Гитлеру это заявление, наверное, понравилось. По крайней мере, выводы он сделал верные: практически тут же его правительство потребовало от Литвы Мемельской области. А через три дня и получило – при полном молчании гарантов литовской территориальной целостности. То есть англичан и французов. Нет, без свидетелей они очень даже возмущались: только не немцами – литовцами. Когда те заикнулись о старых гарантиях, британский посол в Литве аж разгневаться соизволил. И вошла германская армия в бывший Клайпедский край, красиво вошла – вместе со своим фюрером. По морю аки по суху пришел, сука, весенним днем 57 57 23 марта 1939 г. , на большом линкоре.

Но англичан с французами все это не смутило, они продолжали давать гарантии, на этот раз наступил черед Польши, затем – Греции и Румынии 58 58 к 19 апреля 1939 г. все эти три страны получили гарантии от Франции и Англии .

Зачем давали? Сейчас это сложный вопрос, без ответа. Ведь Гитлер уже начал решать "польский вопрос" по "чешскому" сценарию, одно слово поменяв: Судеты на Данциг. Не могут же они и в тридцать девятом пойти по старой схеме, добиваться согласия Польши на обрезание? Забыть, что поляки – не чехи, поляки – люди с гонором. Как и англичане – превращать некогда первую в мире державу в последнюю публичную девку мало кому из них хотелось. По крайней мере, публично.

Зачем они снова давали гарантии? Невозможно понять это сейчас, в сорок первом, а в тридцать девятом все казалось очевидным: Чемберлен с Даладье наконец-то осознали всю реалистичность замыслов "Майн Кампф" и решились на нечто более серьезное, чем дача пустых обещаний. Или вспомнили, наконец, в той же Англии, что не Англия она – Британская Империя; не крохотные островки на северо-западе Европы – четверть земной суши, где живет под четыреста пятьдесят миллионов человек.»