Олег Иванов - Петр III. Загадка смерти

В 1803 году Федора Васильевича постигло новое разочарование. В ноябре этого года он направил в Англию С.Р. Воронцову письмо, в котором просил прислать ему несколько английских овец и баранов. Ростопчин знал о строгом наказании (вплоть до смертной казни), грозящем тому, кто попытался бы вывезти этих животных за пределы страны. Однако он ссылался на то, что незаконные продажи все-таки происходят. «Если вы захотите оказать мне эту услугу, – писал Федор Васильевич, – почту ее за одну из самых значительных и за истинное благодеяние для нашей родины». Эта просьба не была выполнена, и переписка Ростопчина с Воронцовым прервалась на десять лет. В то же время Федор Васильевич хорошо знал, что Воронцов помогал А.Г. Орлову покупать английских скакунов для его заводов 166. Это было неприятно.

Неприятно Ростопчину, возможно, было и то, что С.Р. Воронцов и Орлов-Чесменский находились в приятельских отношениях, хотя в 1762 году они стояли по разные стороны баррикад. ОР3 служило своеобразным напоминанием Воронцову, кто был его приятель – А.Г. Орлов. Правда, между ними были не только приятельские отношения: родственница Орловых, Екатерина Алексеевна Сенявина, стала женой Семена Романовича, которую он так сильно любил, что после ее смерти больше не женился 167.

Не мог Федор Васильевич спокойно смотреть пусть на внешнее, но примирение двух в прошлом заклятых врагов: княгини Е.Р. Дашковой и графа А.Г. Орлова-Чесменского. Как могла Екатерина Романовна посетить его «Майское» на Большой Калужской? Как могла она, характеризовавшая А.Г. Орлова в разговоре с Дидро как «одного из величайших мерзавцев на земле», пить за его здоровье и даже пройтись с ним в полонезе? Конечно, Дашкова и Орлов не могли стать друзьями, но примирение было возможно. В письме лорду Гленберви Марта Брэдфорд рассказывала: «Когда Орлов приехал, княгиня, встретив его и дав поцеловать руку, сказала: “Так много утекло времени, граф; мир, в котором мы жили, так переменился, что настоящая наша встреча походит скорее на свидание на страшном суде, чем на возобновление знакомства; и этот кроткий ангел (причем она поцеловала молодую Орлову), соединяющий нас в эту минуту, дополняет нашу мечту”. С этого времени Орлов пользовался всяким благоприятным случаем, какой только представлялся его дочери, чтобы находиться в обществе княгини. Услышав, что княгиня рекомендовала мне его балы, по которым можно было составить лучшее понятие о народных увеселениях, он попросил ее назначить время. И он дал великолепный праздник» 168. Екатерина Романовна не могла, пусть на самое краткое мгновение, не потеплеть, видя на груди у Алексея Григорьевича портрет их общего божества – Екатерины II.

Выдумкой ОР3 Ростопчин, полагаю, стремился вернуть старую вражду двух выдающихся деятелей екатерининского века, разрушая легкие мосты примирения между этими людьми. Ни в дневнике, ни в письмах М. Вильмот не находим мы, как Дашкова прореагировала на смерть А.Г. Орлова-Чесменского, на страдания «кроткого ангела» – Анны Алексеевны. И возможно, за этим молчанием стоит не столько черствость княгини, сколько умело возвращенная ее давняя, но с годами утихшая ненависть к Алексею Орлову.

Ростопчину было, наверно, неприятно узнать, что А.Г. Орлов-Чесменский в 1806 году был назначен командующим милицией области, в значительной степени сформированной на средства его и дочери, за что он был удостоен благосклонного рескрипта Александра I и ордена Святого Владимира I степени 169.

Не думаю, что особенно приятны были Ф.В. Ростопчину известия о том, что брат его лондонского приятеля, А.Р. Воронцов, считал наилучшей партией для сына Семена Романовича, Михаила, А.А. Орлову-Чесменскую 170. В книге С.Д. Шереметева «Алехан» рассказано, какие сплетни распространял Ростопчин в связи с возможным браком дочери графа Алексея Григорьевича 171.

Наконец, сам граф Орлов – мужественный человек, силач, умница, хлебосол, благотворитель, истинно русский человек, несомненно, затмевал Ростопчина, постоянно говорившего о своей русскости и критиковавшего склонность к иностранному. «Самое худое то, – писал Федор Васильевич в августе 1803 года С.Р. Воронцову, – что мы перестали быть русскими, купив знание иностранных языков ценою дедовских нравов» 172. Но слишком яркого представителя «дедовских нравов» он также не мог вынести.

Письма Петра Федоровича, находящиеся в составе ропшинских документов, содержат не меньше тайн и загадок, чем и письма А.Г. Орлова. Впервые эти документы, как говорилось выше, увидели свет в XII томе академического издания сочинений Екатерины II в 1907 году 173. Никаким особым комментарием (палеографическим или историческим) письма Петра Федоровича не сопровождались, да и помещены они были (как и письма А.Г. Орлова) в примечаниях. Речь идет о трех письмах Петра III к Екатерине (для удобства обозначим их: ПФ1, ПФ2, ПФЗ) и написанном его же рукой списке вещей: платья, белья и орденов (СВ) 174. Как уже говорилось в упомянутом очерке, в 1908 году в сборнике «Переворот 1762 года» были приведены почти все ропшинские документы (без СВ), скорее всего перепечатанные из XII тома сочинений Екатерины II. В 1911 году в № 5 «Русского архива» П.И. Бартенев напечатал эти документы (снова без СВ) по копиям историка Н.К. Шильдера. Судя по этой публикации, он сам не видел подлинных документов, так как в его списках содержались искажения. Кроме того, Н.К. Шильдер, как мы полагаем, совершенно произвольно датировал письма Петра Федоровича. Для нас остается загадкой, почему такой знаток, как Бартенев, поместил в своем журнале копии (некоторые из них были с ошибками), когда были уже опубликованы подлинники. Сам Бартенев приветствовал в «Русском архиве» издание «Записок Екатерины II» [39] новлению об их напечатании мартом 1907 года. В конце своей заметки Бартенев пишет: «Нельзя не пожелать, чтобы Записки великой государыни были изданы в подлиннике, и в подобающем им виде» – и ничего не говорит о том, что в появившемся академическом издании были купюры и почти полностью отсутствовал требуемый им исторический комментарий. . Можно только предположить, что Петру Ивановичу очень не понравилось это издание (с купюрами и плохим комментарием Я. Барскова, не сумевшего заменить умершего А.Н. Пыпина, которого Бартенев очень ценил [40] Говоря об авторстве «Антидота», Бартенев замечает: «Ныне А.Н. Пыпин неопровержимо доказал, что написала его Екатерина. Честь ему и слава за его прекрасный труд. Некогда президент Академии наук граф В.Н. Панин заявлял, что он выйдет в отставку, если академики выберут этого ученого в свои сочлены. Прошли года, и он доказал, что вполне достоин академического кресла. Пожелаем ему полного успеха в настоящей работе, которая, конечно, продлится на целый ряд новых томов». ).