Олег Иванов - Петр III. Загадка смерти

Обратимся теперь к воспоминаниям людей, которые близко стояли в то время к Екатерине II и могли знать кое-что об этих письмах: княгини Е.Р. Дашковой и графа Н.И. Панина. Дашкова сообщает, что Петр Федорович написал «два или три письма своей августейшей супруге. В одном из них в очень ясных и точных выражениях содержался отказ от права на корону. Петр III просил императрицу назначить для пребывания с ним нескольких названных им человек ; не забыл он упомянуть перечень нужных ему припасов, и в первую очередь бургундское, трубки и табак» (курсив наш. – О. И.) 182.

Читая этот текст, невольно задумываешься: к чему относится предложение, начинающееся словами «Петр III просил императрицу»? К другому письму или к тому, что содержало отречение? Видела ли сама Дашкова эти письма, читала ли их? Или она пересказывает то, что услышала от самой Екатерины, а может быть, и от других людей? По-видимому, гордость очень честолюбивой княгини, не желавшей точно сказать, что ее «подруга» не дала ей читать письма супруга, к сожалению, не позволила внести в этом деле полную ясность.

Что касается «очень ясных и точных выражений», то подобное заключение можно было сделать, прочитав «Обстоятельный манифест», как и узнать из него о том, что отречение было в форме письма. К чему это привело, можно лучше увидеть из другого перевода этого места в «Записках» Дашковой в издании Н.Д. Чечулина, появившемся в 1907 году (переизданном в 1985 году): «Он написал два или три письма своей августейшей супруге. Я упомяну только то из них, в котором он ясно и определенно формулировал свое отречение от престола. Затем, указав несколько лиц, которых желал бы видеть около себя, он просил императрицу назначить их состоящими при нем и не забыл переименовать, какие припасы хотел бы иметь, между прочим бургундского вина, трубок и табаку» [41] В переводе с английского в герценовском издании это место звучит так: «Прежде чем расстался с Петербургом (?), он написал две или три небольших записки императрице; в одной, как я узнала, он произнес ясное и решительное отречение от короны; назвав некоторые лица, которых он желал иметь при себе, он не забыл упомянуть о некоторых необходимых принадлежностях своего стола, между прочим просил отпускать ему вдоволь бургундского, табаку и трубок» (Записки княгини Е.Р. Дашковой. Лондон, 1859. С. 61–62). (курсив наш. – О. И.) 183.

Из этого перевода более наглядно следует, что, написав отречение, в том же письме Петр Федорович упомянул о лицах, которых он желал видеть около себя, а также припасы – вплоть до табака и трубок. Выходит как-то мелочно и глупо даже для умственного уровня свергнутого императора. Кажется, этого эффекта и стремилась достигнуть княгиня Дашкова, сообщившая к тому же (правда, оговариваясь в данном случае: «мне рассказывали»), что в Петергофе Петр Федорович пообедал с аппетитом и, как всегда, пил свое любимое бургундское. А вот Шумахер с других слов рассказывает, что свергнутый император попросил себе стакан вина, смешанного с водой, «и больше ничего не ел и не пил» 184. Если брать в арбитры Н.И. Панина, о воспоминаниях которого пойдет речь ниже, то скорее прав Шумахер.

Тут же возникает и другой вопрос: кого Петр Федорович просил «назначить для пребывания с ним» и где? Комментаторы издания 1987 года считают, что речь идет о докторе Людерсе, камердинере Тюмлере и «арапе» Нарциссе. Но может быть, в столь важном письме (с отречением) речь шла прежде всего о Елизавете Воронцовой и Гудовиче, которых желал видеть рядом с собой Петр Федорович, о чем и говорится в «Обстоятельном манифесте»?

Путая последовательность событий, вероятно, из-за того, что писала свои воспоминания через 40 лет, Дашкова говорит сначала о письме, привезенном Измайловым: «Оттуда (из Ораниенбаума. – О. И.) император послал генерала Измайлова с изъявлением покорности и обещаниями сложить корону». Далее Дашкова рассказывает, что императрица направила к Петру Федоровичу Измайлова, «заклиная убедить его в необходимости сдачи, дабы избежать многочисленных несчастий, предотвратить которые, в случае отказа, будет невозможно» [42] Кстати сказать, сама Екатерина II в «Обстоятельном манифесте» так рассказывает о предложении, сделанном ей Петру Федоровичу: «По таковым добровольным его к нам отзывам своеручным, видя, что он еще способ имеет с голстинскими полками и некоторыми малыми полевыми при нем случившимися командами вооружиться противу нас и нас понудить ко многому неполезному для отечества нашего снисхождению, имея в руках своих многих знатных двора нашего мужеска, и женска пола людей, к погублению которых наше бы человеколюбие никак нас не допустило и скорее бы убедило попустить может быть прешедшее зло отчасти восстановить некоторым с ним примирением для избавления в руках его находящихся персон, которых он умышленно, уведомившися о возмущении, предпринятом противу его для освобождения отечества, в залог к себе захватил в дом Ораниенбаумский; все тогда при нас находящиеся знатные верноподданные понудили нас послать к нему записку с тем, чтоб он добровольное, а непринужденное отрицание письменное и своеручное от престола российскаго в форме надлежащей, для спокойствия всеобщаго, к нам прислал, ежели он на то согласен; которую записку мы с тем же генералом майором Измайловым к нему и отослали(курсив наш. – О. И.) (Законодательство Екатерины II. Т. 1. С. 68). . Княгиня Екатерина Романовна тут же сообщает следующую любопытную подробность: «Императрица уверяла, что считает своим долгом сделать жизнь Петра приятной в любом удаленном от Петербурга им самим выбранном дворце и что, насколько будет в ее власти, она исполнит все его пожелания» 185. В каком-то смысле это заявление совпадает со сказанным в письме к Ст.-А. Понятовскому и письмом Екатерины II к В.И. Суворову. Однако вернемея к тексту Дашковой. Только после этого она пишет: «Недалеко от Троицкого монастыря императрицу встретил вице-канцлер князь Голицын с письмом от императора». Но о том, что говорилось в этом послании, Дашкова, по-видимому, не знала.

Несколько другую картину событий сохранил для нас барон А.Ф. Ассебург, записавший не позднее 1765 года следующий рассказ Н.И. Панина. «По дороге из Петербурга в Петергоф, – сообщает он, – часто встречались голштинские гусары, которых Петр высылал, чтобы выследить движения государыни, о чем он уже имел сведения; их всех захватывали, равно как и всех лиц, которые находились при Петре и покинули его в ночь его поездки в Кронштадт. В числе этих лиц был вице-канцлер князь Голицын, посланный Петром к Екатерине с письмом, в котором император отдавал себя в ее волю. Голицын в открытом поле принес присягу Екатерине… Между тем Екатерина прибыла в Петергоф, откуда и отправила Петру ответ на его письмо, присланное с вице-канцлером Голицыным. Екатерина потребовала от Петра формального акта отречения от престола, каковое и было им написано собственноручно. Она указала ему самые выражения, которые следовало употребить. Петр написал акт своею рукою и был препровожден из Ораниенбаума в Петергоф в одной карете со своею любимицею Воронцовой и еще с двумя другими лицами» 186. Примечательно, что через три года после указанных событий Панин совершенно забыл об участии в них М. Измайлова.