Михаил Волконский - Гамлет XVIII века

Людмила Даниловна застала Лидию Алексеевну сидящей в кресле на балконе за пасьянсом. Радович была одета в свое обыкновенное платье – молдаван, введенный в моду для дома императрицей Екатериной II, и в чепчике с пышными лентами. Ее лицо было совсем коричневое, а белки глаз ярко желтые. Она очень похудела и изменилась.

Людмила Даниловна влетела шумно и шумно заговорила сразу, в своем волнении пренебрегая тем, что Радович по своему болезненному виду была сама на себя не похожа.

– Лидия Алексеевна, что же это? – заговорила она, всплеснув руками. – Вы читали?

– Здравствуйте, очень рада вас видеть. Садитесь! Что я читала? – степенно, с расстановкой проговорила Радович.

– Да сегодня в «Московских Ведомостях».

– Что в «Ведомостях»?

– Сын ваш, Денис Иванович, назначен...

«Под опеку! – подумала Лидия Алексеевна. – Наконец-то!»

– Камер-юнкером, – договорила Людмила Даниловна, – и в Петербург переводится...

– Как камер-юнкером?

– Да, говорили – статс-секретарем, я и тому не верила, но камер-юнкером.

«Московские Ведомости», получавшиеся у Радович, подавались непосредственно Зиновию Яковлевичу, и тот, когда нужно, рассказывал новости, а сама Лидия Алексеевна не читала газеты, считая это мужским, служебным делом.

– Я номер привезла, – продолжала Людмила Даниловна, доставая из ридикюля тетрадку и подавая ее хозяйке дома. – Вот, взгляните сами...

Радович взяла газету, повертела ее перед глазами, перелистала и протянула назад.

– Без очков не вижу, прочтите сами, – сказала она.

Она, бегло читая по-французски, разбирала по-русски почти по складам, но скрывала это. Людмила Даниловна прочла. Лидия Алексеевна долго сидела молча, соображая.

– Ну так что же? Милость государя, – пожала она плечами. – Сын Ивана Степановича Радовича, слуги отца императора, может получить царскую милость.

Как ни неожидан, как ни значителен был удар, нанесенный ей, гордая Лидия Алексеевна, несмотря на свою болезнь, совладала с собой, чтобы не выказать при посторонней, что сын явно пошел против нее и верх остался за ним.

– Да ведь он не за заслуги-отца, – наивно бухнула прямо Людмила Даниловна, – он за то, что женится на Лопухиной.

– Как женится? – вспыхнула Лидия Алексеевна, почувствовавшая, что нашелся выход для забушевавшего в ней гнева. – Как женится? Я слышала об этих разговорах, но могу вам сказать, что мой сын, Радович, никогда не пойдет ни на какую сделку со своей совестью, а если что, – добавила она на всякий случай, – то я не допущу этого...

– Да как же не допустите, когда это уже случилось, Лидия Алексеевна?

– Вздор, ничего не случилось! – вставая с места, крикнула Радович. – Вздор! Сплетница! Вон, и чтобы духу твоего не было!

Людмила Даниловна знала, что Радович – женщина сердитая, но в первый раз увидела, что это значит. Она съежилась, задрожала и испуганно залепетала:

– Да ведь я, Лидия Алексеевна...

– Вон! – кричала Радович. – Или я не хозяйка у себя в доме? Я думаю, что, слава Богу, еще хозяйка... А, не хозяйка я, по-вашему?

– Хозяйка.

– Ну так вон! – и Радович, подступив к Людмиле Даниловне, с силой вытянутой рукой показывала ей на дверь.

«Батюшки, побьет!» – решила перепуганная маменька «невинностей» и кинулась действительно вон.

Радович упала в кресло, схватила звонок и со всей мочи затрясла им. Адриан, Василиса, дежурная горничная сбежались на этот отчаянный призыв.

– Проводить... – приказала Лидия Алексеевна, – проводить эту барыню, вымести двор за нею и чтобы никогда не пускать.

Она опять поднялась. «Так-то, Екатерина Николаевна! Вы полагаете людей обводить? – закипело все ключом в ней. – Ну, погодите! Он все-таки мой сын, и я сделаю с ним то, что я хочу». И она с небывалой еще после болезни у нее бодростью пошла.

Василиса было сунулась к барыне, чтобы поддержать ее под руку, но та оттолкнула ее и пошла одна.

Она поднялась по лестнице и отворила дверь в комнату сына.

Денис Иванович у своего стола чертил на бумаге что-то вроде плана квартиры, которую он мечтал нанять в Петербурге. На этом плане была гостиная и рядом с нею нетвердыми штрихами обозначался дамский будуар.

– Маменька! – воскликнул он, вскакивая при ее появлении. – Да как вы изменились! Что с вами?

– Со мной то, что родной сын в гроб меня вколачивает, – начала Лидия Алексеевна, с трудом шагнув к стулу и упав на него. У нее хватило сил, чтобы дойти только до его двери, дольше держаться на ногах она не могла. – В гроб, – повторила она и, чувствуя, что не сможет говорить долго, прямо перешла к делу. – Сегодня в ведомостях пропечатано о твоем назначении в Петербург и о прочих к тебе царских милостях.

– Да, так пожелал государь.

– Один ли государь?

– Кто же еще, маменька?

– А ты не знаешь?

Денис Иванович стоял перед матерью и испытывал одно лишь мучительное чувство жалости к ее болезненному, изменившемуся виду. Он знал, что для того, чтобы не раздражать ее еще, нужно было коротко и ясно отвечать на ее вопросы, и старался делать это.

– Не знаю, маменька! – произнес он.

– Послушай, Денис, ты затеял подлую штуку. Ты пошел против матери и, чтобы добиться своего, не пожелал быть разборчивым в средствах. А знаешь ли ты, зачем тебя женят на Лопухиной? Я пришла, чтобы открыть тебе глаза. Ты по простоте не понимаешь... Не будет тебе моего благословения на этот брак. А если ты думаешь обойтись без моего благословения, так знай, что тебя женят...

– Да меня вовсе не женят, маменька!

– Как не женят?

– Так! Я не хочу жениться на Лопухиной, уверяю вас.

– Лжешь! Лжешь перед своей матерью!.. Вот до чего дошло! – Лидия Алексеевна взялась за виски и с неподдельной скорбью протянула, закачав головой: – Радович, мой сын, и лжет! Не было еще лгунов среди Радовичей!

– Маменька, клянусь вам, я не лгу... Я могу доказать это.

– Как же ты докажешь, когда все явно говорит против тебя? Или ты уж так прост, что сам ничего не видишь и позволяешь одурачивать себя? Но тогда зачем же ездишь к Лопухиным, зачем?

– Маменька, уверитесь вы, если я вам открою один секрет? Но только вам... и поклянусь?..

– В чем?

– В том, что если бы я женился на ком-нибудь, так это была бы не Анна Петровна, а другая... совсем другая...

– Другая?

– Довольно вам?

– Нет. Кто она, эта другая?

– Маменька, не заставляйте!

– Говори!

– Оплаксина Валерия, племянница Анны Петровны, – поспешно выговорил Денис Иванович, видя, что мать пошатнулась и с трудом втянула в себя воздух, задыхаясь.

– «Старое диво»? – вырвалось у Лидии Алексеевны.

– Маменька, если бы вы знали, какая у нее душа!.. Но только я никогда не женюсь, потому что это невозможно. Она говорит, что браки совершаются на небесах.