Автор неизвестен - Аспазия
- Название:Аспазия
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Автор неизвестен - Аспазия краткое содержание
Доподлинно не известны ни дата ее рождения, ни смерти. В истории она осталась как одна из самых умных и блистательных гетер. Свою карьеру на этом поприще начала в Милете, на родине сказочных мифов и куртизанок. Ее отец-философ по имени Аксиох, увидев, какой красотой наделили боги его дочь, решил, что такая красавица не может составить счастье одному человеку, ее удел — доставлять удовольствие всему человечеству. Поэтому и дал ей солидное образование, соответствующее ее великому, по его мнению, предназначению в этом мире.
Если верить поэтам, в детстве Аспазию (или Аспасию) похитили и увезли в Мегару или Коринф. Здесь она росла в качестве невольницы своих похитителей, постаравшихся развратить ее. Привлекательная и умная девушка сумела очаровать богатого афинянина, который выкупил ее, и она оказалась на свободе.
По другим сведениям, Аспазия до прибытия в Афины никуда не выезжала из Милета, где вела жизнь куртизанки. Но легкие интрижки вскоре надоели — сердце жаждало настоящей (и желательно великой!) любви. В поисках таковой Аспазия перебралась в Афины, неофициальную столицу Эллады. Денег к этому времени она скопила достаточно, поэтому с несколькими подругами купила дом и организовала школу риторики. Многие исследователи настаивают на том, что это был обычный публичный дом — правда, высшего класса, где Аспазия преподавала девушкам историю, философию, политику, а также искусство любви.
«Каждая женщина, — вещала гетера, — должна быть свободной в выборе мужа, а не выходить за назначенного ей родителями или опекунами; муж обязан воспитать свою жену и разрешать ей высказывать свои мысли».
Вскоре «школа» Аспазии стала едва ли не самым популярным местом в Афинах. Пообщаться с красивой и неординарной женщиной, с ее умными прелестницами приходили знаменитые философы: Зенон, Протагор. Врач Гиппократ и гениальный ваятель Фидий сделались завсегдатаями в доме этой гетеры. В Афинах заговорили о том, что в прекрасном теле женщины поселилась мудрая душа Пифагора. Сократ, юноша с пылкой душой, влюбился в Аспазию и не отходил от нее ни на шаг, а позднее, когда стал известным философом, подчеркивал, что обязан этим Аспазии.
Наслушавшись восторженных отзывов друга Сократа, на куртизанку-философа решил взглянуть и правитель города Перикл.
Наверное, это была любовь с первого взгляда… Ему исполнилось сорок — возраст опытного воина. Он обладал силой, своеобразной мужской привлекательностью и пользовался славой лучшего правителя в истории Афин. Аспазия была прекрасна, как пристало подруге правителя, и умна — как положено советнику вождя… Ее салон переместился в дом Перикла. Сам же стратег незадолго перед этим (по другим сведениям, только встретившись с Аспазией) развелся со своей женой и, заботясь о ее будущем, дал ей приданое и вновь выдал замуж, оставив при себе сыновей.
Впервые в истории античной Греции философы и политики выслушивали советы женщины и следовали им. Более того: правитель допустил свою любовницу к принятию политических решений, она составляла речи для его выступлений в народном собрании и сопровождала любимого даже в военных походах. Современники и потомки, как отмечают многие исследователи, неоднозначно оценивали такое «ненормальное» положение дел. Так, поэт Кратинус был уверен: «Распутство создало для Перикла Юнону — Аспасию, его защитницу с глазами собаки». А некоторые историки вообще склонны считать, что гетера и приехала в Афины с единственной целью — покорить Перикла, этого «достойнейшего из эллинов», о котором она столько слышала…
Закон Афин не допускал брака с чужестранкой. И ребенка гетеры, родившегося через пять лет после начала их связи, долгое время считали незаконнорожденным… Только когда оба старших сына Перикла погибли от чумы, ребенок наложницы был признан наследником.
Аспазия быстро добилась уважения, достойного жены правителя, сохранив при этом свободу, какой могли пользоваться лишь гетеры. Она не чуралась застолий, сама их организовывала, являясь душой и центром увеселений… Более того, позволяла себе принимать посетителей и в отсутствие мужа, развлекала их беседой, угощала вином, что, по афинским обычаям, являлось совсем уж недопустимым.
Многие утверждали, что милетская гетера превратила жилище правителя в дом разврата. На философских пирах непременно присутствовали красивые девушки для вполне определенных целей. Что касается военных походов, в которых верная подруга сопровождала своего супруга и благодетеля, то она делала это не в одиночку: за ней непременно следовал обоз куртизанок из ее школы, и женщины неплохо зарабатывали, ублажая изголодавшихся без любви мужчин.
В конце концов народное собрание обвинило подругу Перикла в сводничестве и развращении юных девушек. Аспазия предстала перед судом. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы защитником не выступил сам Перикл. Великий правитель плакал! «Он бы не пролил столько слез, если бы речь шла о его собственной жизни», — не без иронии подметил Эсхил. Слезы отважного полководца и государственного мужа настолько поразили судей, что те согласились признать невиновность гетеры. Но несмотря на это в появлявшейся череде бесконечных комедийных пьес ее продолжали высмеивать как распутную и продажную женщину.
После суда Аспазия смирилась с традиционной для благочестивых матрон ролью супруги-затворницы. Возможно, наедине с Периклом она продолжала обсуждать государственные вопросы и даже давала правителю советы, но шумные философские пиры в их доме больше не устраивались. История же донесла до наших дней такой факт. Когда Сократа полушутливо-полусерьезно спрашивали, как воспитать хорошую жену, он без тени сомнения отвечал: «Об этом гораздо лучше расскажет Аспазия!» Как всякая примерная супруга, она прощала мужу минутные слабости, после которых он все равно возвращался к ней — великой искуснице по части разжигания любовных страстей.
«Каким великим искусством или силой она обладала, если подчинила себе занимавших первое место государственных деятелей и даже философы много говорили о ней как о женщине незаурядной, — писал Плутарх. — Тем не менее очевидно, что привязанность Перикла к Аспазии была основана скорее на страстной любви. Говорят, что при уходе из дома и при возвращении с площади он ежедневно приветствовал ее и целовал».
Перикл и Аспазия прожили вместе двадцать лет. А потом на Афины с Востока обрушилась страшная эпидемия, которая скосила множество афинян. Не обошла она и дом Перикла. Ушла из жизни его сестра, умерли оба сына от первого брака. Потом наступила очередь самого правителя…
После смерти супруга Аспазия незамедлительно вышла замуж — вернее, перешла на содержание к некому торговцу скотом, бывшему когда-то ее учеником, Лизиклу, решив своими руками сделать из него великую личность. Благодаря ее педагогическим стараниям недавний скототорговец превратился в прекрасного оратора, снискавшего повсеместную популярность в Афинах. Через год его уже избрали стратегом, а еще через несколько месяцев он погиб в одном из сражений…
Пережила Аспазия и смерть еще одного стратега — Перикла-младшего, собственного сына, одержавшего победу над спартанцами в морской битве при Аргинусских островах. Но, увы, неблагодарные сограждане казнили его в числе других стратегов только за то, что не все трупы погибших в этом сражении афинян были выловлены из бушующих волн и погребены в земле.
Говорят, вскоре после этого и его мать отошла в мир иной…
Аспазия - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Ион и другие слушатели засмеялись при этом обороте речи Софокла, но Перикл сейчас же ответил на речь своего друга:
— Мой товарищ и друг Софокл, насколько я понимаю, хочет выставить меня более мудрецом, чем знаменитым стратегом. Я же, наоборот, должен был бы утверждать о нем, что его можно причислить скорей к знаменитым стратегам, чем к мудрецам. Однако, трудно было бы сказать, что он особенно много понимает в морском деле, ему легче было бы назвать по именам всех морских Нереид, чем поименовать составные части афинских трехъярусных трирем, но во время настоящего похода он, как стратег, сочинил прекраснейшие стихи «Асклепиода» — стихи, которые распеваются во всем флоте и которые, как могут подтвердить все матросы и солдаты, оказали нам большие услуги во время бурь на море, так как его стихи усмиряют бурю и благоприятно располагают богов. Насколько мягки его стихи, настолько же мягок характер, который сглаживает любые ссоры. Люди на его корабле делают что следует даже тогда, когда он дает неверные указания, и считают его за человека, хотя и не знающего моря, но зато любимого богами. Если из моих уст исходит что-нибудь, что люди считают мудрым, то они думают, что я услышал это от Анаксагора, но когда Софокл раскрывает рот, то они убеждены, что слова внушены ему во сне самими богами. Вот каков мой помощник, стратег Софокл! Я надеюсь, что мои слова всякий примет за похвалу и благодарил бы богов, если бы те похвалы, которые он так щедро излил на меня, были настолько же заслужены, насколько мои похвалы ему.
Так расхваливали друг друга, воодушевленные горячим дыханием Вакха, скрывая чувства под маской шутки, два командира афинского флота в кругу веселых гостей на прелестной морской террасе Иона.
— Человек должен краснеть, — говорил Ион, — когда видит перед собой таких людей, как Перикл и Софокл, которые, занимаясь великими делами и неустанно трудясь на общую пользу, в то же время не забывают муз.
— Да, — сказал Софокл, — но я должен сказать тебе, что афиняне не забыли твоих трагедий…
— И твоего вина, — прибавил Перикл.
— Я знаю, — добродушно улыбаясь возразил Ион, — вы, афиняне, говорите, что я купил вином одобрение в театре, но говорите что хотите, только не называйте вино дурным, так как, если вы не будете хвалить мое вино, то это оскорбит меня больше, чем критика моих трагедий.
— Я удивляюсь вам, поэтам, — сказал Перикл, — вы так веселы, а между тем, в ваших трагедиях постоянно описываете мрачные и ужасные вещи, всегда занимаетесь божественным гневом, проклятиями, страшными преступлениями, ужасными поворотами судьбы и тому подобным.
— Даже тогда, когда мы веселы, — возразил Софокл, — мы только мужественно боремся с мрачным и желали бы победить. Мужественно боремся со старыми, слепыми силами природы и судьбы и, насколько можем, стараемся освободиться из круга мрачной необходимости. В ясные лунные ночи, которые провел на палубе триремы перед Самосом, я много пережил умом с афинским старцем и следил за ним по тому пути, по которому он шел, влекомый отчаянием раскаяния в невольной вине, лишив сам себя света очей, но постоянно стремясь к чистоте духа и свободе, и который, наконец, стряхнув с себя вину и раскаяние, перед концом жизни гордо поднял голову и из преступника превратился в судью тех, которые невольно согрешили против благороднейших человеческих чувств.
— Друг мой, — сказал Ион, — в том, что ты говоришь об Эдипе, я вижу старую мечтательность и тоску по родине, так как старец нашел в ней успокоение.
— Охотно соглашаюсь, — отвечал Софокл, — и вижу благоприятное предзнаменование для моего трагического произведения в том, что на моей родине разрешилась эта древняя трагическая загадка.
— Уважай свою родину, — сказал Перикл, — но дозволь сказать, друг мой, что не только твой уголок, но и все Афины служат местом, на котором разрешаются старые недоразумения, искупляются старые грехи под эгидой богини света Афины Паллады, не только Эдип, но и юноша Орест был разрешен в них от тяготевшего на нем проклятия.
В таких разговорах время приблизилось к вечеру, запад окрасился пурпуром. Гости Иона с восторгом вдыхали в себя освежающий вечерний ветерок, поднимавшийся с моря. Хозяин приказал снова наполнить кубки, серебряная поверхность которых сверкала, окрашенная пурпуром заходящего солнца.
Перикл не позволял никому наполнять свой кубок, кроме приведенного им с собой раба, который исполнял обязанности с грацией, привлекавшей на него внимание Иона, прелестной Хризиппы и остальных гостей, пораженных красотой юноши, который наливал своему господину и Софоклу, на что поэт отвечал довольной улыбкой.
— Приведенный тобой спутник, о Перикл, — сказал он, — имеет только один недостаток.
— Какой? — спросил Перикл.
— Подавая кубки, слишком торопится, — отвечал поэт. — Было бы приятнее, если бы он двигался медленнее и позволил глядеть на себя.
Юноша покраснел, когда после этих слов Софокла, взгляды всех обратились на него. Софокл улыбнулся смущению юноши и вскричал словами древнего поэта:
— «Как прекрасно сверкает свет Эрота на пурпурных ланитах!» Что скажешь ты на эти слова? Как нравятся тебе пурпурные ланиты?
— Они мне не нравятся, — отвечал юноша, быстро оправившись. — Мне кажется, что поэты в своих стихах хвалят такие вещи, которые в действительности не нашли бы прекрасными. Я думаю, что щеки, разрисованные настоящим пурпуром, были бы отвратительны.
— Как! — вскричал Софокл. — Тебе не нравятся и розовые персты Эос, воспетой Гомером?
— Конечно, нет, — отвечал юный раб. — Если бы мои пальцы были красны, как розаны, то Перикл, мой повелитель, подумал бы, что я выпачкался, и приказал бы мне вымыться.
— О! Если бы все рабы походили на тебя! — вскричал Софокл, тогда как Перикл улыбался тому, что поэт нашел, наконец, себе собеседника.
Много было сказано шуток. Взгляды, разгоряченные Дионисом, сверкали ярче, и маленький шутливый бог любви пробудил в говорящих легкую ревность: Перикл находил, что его друг, Софокл, слишком мало уважает тайну прекрасного раба, а последний, со своей стороны, слишком охотно наполняет кубок поэта. Что касается Аспазии, то ей казалось, что взгляд Хризиппы слишком часто встречается со взглядом Перикла, и что последний слишком долго глядит на роскошно развитые формы подруги Иона. Но скоро дело изменилось: вначале Хризиппа действительно искала взгляда Перикла из чисто женского тщеславия, желая испытать силу своих прелестей над человеком, который некогда был влюблен в нее, но потом она заметила красивого раба, привлекшего на себя взгляды всех, и который вдобавок, как казалось Хризиппе, бросал на нее огненные взгляды, и наконец ему удалось окончательно овладеть вниманием подруги Иона, и в этом случае ему помог Софокл. Вначале Ион не без некоторого неудовольствия наблюдал за обменом взглядов и слов Перикла и Хризиппы, но, в конце концов, с таким же неудовольствием заметил то внимание, которым одарила его подруга чужого юношу, хотя, в свою очередь, мог бы подать своей подруге некоторые причины беспокоиться, так как дал заметить то впечатление, которое развитый ум и красота юноши произвели на него самого.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка:
