Сергей Басов - Бетховен

– А что ты сейчас читаешь? -спрашивает Елена Людвига.

Какой позор! Людвиг не может назвать ни одной книги кроме Библии и «Хорошо темперированного клавира». Последнее не в счет.

Мудрая хозяйка вступается за Людвига.

– Можешь взять любую книгу из библиотеки.

Людвиг взглядом обводит шкафы с книгами. Неужели любую. Пока он восторженно размышляет, Элеонора спрашивает у старшего, тринадцатилетнего Христиана:

– Что ты сейчас читаешь?

Христиан подходит к шкафу и берет книгу. Вся она в закладках, вероятно, его любимая.

Почти наизусть, мельком поглядывая на страницу, читает: «Желая однажды отговорить римлян от требуемой ими не вовремя раздачи хлеба, он начал свою речь следующей фразой».

Стефан почти вырвал книгу из рук брата.

– А мне нравится другое место, -быстро выпалил он и добавил по памяти: «Царь-прекрасный человек и любит римлян.-Пусть так, -отвечал Катон, но царь-плотоядное животное».

Стефан гордо, подобно римлянину, обвел всех взглядом.

– Не стоит всему верить буквально, -говорит Елена.-Это только Плутарх.

– Но это Катон, мама, -заступилась за Плутарха Лорхен.

– А сама-то ты, что читаешь, -спросила мать.

– Стихи она читает, -задорно произнес Лоренц и хитро захихикал.

– Ну, расскажи. Надеюсь, наизусть.

– «Прекрасная ночь», -продекламировала Лорхен.

– Хорошее начало. Начинай… можешь сидя.

– «Покидаю домик скромный

Где моей любимой кров

Тихим шагом в лес огромный

Я вхожу под сень дубов».

– Кто автор? -спросила Елена у Стефана.

– Гете, мама.

– Правильно.

– А у нее под подушкой книга, -снова не унимался младший -Лоренц.

Мать сурово посмотрела на дочь. Лорхен встала и вышла.

– Какие-то «страдания», – не унимался Лоренц, но тут же получил затрещину от Стефана.

– Успокоились все, -спокойно произнесла мать.

В комнату с книгой вошла Лорхен.

– Вот…

– Снова Гете-«Страдание молодого Вертера».

Мать минуту молча листала страницы.

– Не стоит подчеркивать-так ты портишь и книгу и себя. Лучше память. Но текст неплох:» Все

проходит, но и вечность не охладит тот живительный пламень, который я выпил вчера с твоих

губ и неизменно ощущаю в себе! Она меня любит! Мои руки обнимали ее, мои губы трепетали

на ее губах, шепча из уст в уста бессвязные слова».

Минуту все молчали. На несчастную Лорхен было страшно смотреть.

– Мне кажется, с «страданиями»ты поторопилась, -спокойно сказала мать и положила книгу себе в сумочку для вязания.

– Да, мама.

– Стихи Гете лучше.

– Да, мама.

– Но за память хвалю. А что у тебя?

Настал черед Стефана. Вероятно, он готовился заранее. Встав на маленький стульчик, одну руку завел за спину, другую ладонью повернул к потолку. Вид у него был смешной и немного суровый. Он начал декламировать:

– «К сыну потом обратяся, он бросил крылатое слово Друг Телемах, наступила пора и тебе отличиться Там, где, сражаясь, великою честью себя покрывает Страха не знающий муж.

Окажися достойным породы Бодрых отцов, за дела прославляемых всею землею».

Все молчали. Стефан еще минуту декламировал. Выдохнул, встал на пол и отставил стул.

– Гомер -всегда Гомер, -удовлетворенно произнесла мать. Обратившись к Людвигу, заметила:

– Выбери и себе книгу, Людвиг.

Людвиг подошел к шкафу. Глаза разбегались.

– Советую Шекспира, -подсказал Стефан.

– Правильно, -согласилась мать.

– Клопштока, -дала совет Лорхен.

– Не стоит.«Мессиада» слишком громоздка. Лучше» Басни» Лессинга.

Людвиг взял обе. Домой он летел словно на крыльях. Это был тот редкий вечер, когда он был немного свободен. Почитать несколько часов перед сном, подумать о завтрашнем дне и хорошо выспаться. Если младшие не помешают, конечно. Каспар уже неплохо читает по слогам, а Иоганн все повторяет за старшими братьями. С ними тоже возни хватает. Может,

мать попросит ей помочь-в последний год она часто болеет, кашляет, а иногда с кровью. Отец или делает вид, либо просто не замечает этого. Мать молчит. Сейчас на маленькой кухоньке сидят отец и Нефе. Первая мысль Людвига-Нефе пришел неспроста, он недоволен Людвигом и сейчас отец начнет кричать и махать руками, бить посуду и угрожать матери. Он уже несколько лет не бьет Людвига, а Людвиг уже не обращает внимания на запои отца. По негласной договоренности с матерью они оставили Иоганна «в покое». Бороться с пьянством уже нет ни сил ни желания. Сейчас главное это здоровье матери и служба Людвига. Нет,

Нефе пришел за другим.

– И двух месяцев не прошло со дня вступления нового князя-архиепископа. Я все понимаю-новая метла метет по новому и я ожидал худшего, но он милостив. Могло быть и хуже, учитывая мое вероисповидание.

– Все равно я вам благодарен за Людвига. Ни один человек не сделал бы для него столько, —

сказал Иоганн и в подтверждении своих слов подал Людвигу лист бумаги.

Людвиг прочел. Это не почерк Нефе и не красивый секретарский. Видимо, кто-то наскоро переписал для Нэфе этот документ.

«Христиан Готлоб Нефе (тридцать шесть лет, женат, две дочери, служит три года, был капельмейстером в театре, содержание четыреста флоринов) органист по моему беспристрастному мнению, может быть уволен, так как неважно играет на органе. кроме

того, он приезжий. без всяких заслуг и исповедует религию кальвинистов. Если Нефе будет уволен, то должен быть назначен другой органист за сто пятьдесят флоринов-он еще маленький мальчик, сын придворного музыканта и уже исполнял в течении года эти обязанности очень часто».

– Мне это переписали друзья. Как бы не повернулась моя судьба, а ваш Людвиг должен идти вперед.

У Магдалены в глазах слезы. Людвиг держит в руках бумагу и понимает, что этот «сын

придворного музыканта» это он. С одной стороны это первая взрослая должность и теперь

времени совсем не будет. Занятия с Лорхен придется либо сократить либо совсем прекратить. Что делать?

6

Людвиг внимательно смотрит на себя в зеркало. Что нового? Да вроде бы ничего, но что-то новое есть в его отражении. Может прическа? Черные жесткие, коротко подстриженные волосы спрятаны под парик. Особенно хороша косичка с ленточкой. Лоб большой, широкий, может слишком большой для четырнадцатилетнего подростка. Нос? Нос нормальный, не такой длинный и тонкий как у матери, а чуть мясистый и тоже широкий, более всего-нос деда. На портрете, что висит в их доме именно такой нос. Вот глаза мамины. От этого не уйдешь. Рост немного мал, но тут уж ничего не поделать. Пальцы тоже удались-

легко брать октавы пошире. И самое главное! Шпага! небольшая не детская, но шпага. По заведенному обычаю именно с ней он должен являться и ко двору и на репетиции в присутствии архиепископа. Такие дни случаются не часто, но все же бывают. Белоснежные панталоны, туфли с небольшими (как по его возрасту) каблуками и сюртук с блестящими пуговицами. Смуглое круглое лицо смотрит сейчас на него из зеркала. Улыбаться не хочется.