Сергей Басов - Бетховен

Магдалена на этот раз молчит.

– А ты что хохочешь? Повтори еще раз.

– Но я не хочу… по нотам…

Еще одна затрещина и Людвиг летит со стула в угол. Плач, грохот падающего подсвечника,

ругань отца. Людвиг прячет лицо в юбке матери, ласковые руки обнимают его голову и мама

целует его.

– Мама, я не хочу учить музыку.

Иоганн за шиворот тащит сына к инструменту. Плач в соседней комнате. Это плачет двухнедельный Каспар- младший ван Бетховен.

– Уйми своих горлопанов! Что один, что другой-идиоты!

Сейчас Иоганн еле стоит на ногах. Лицо багрово-темное, дыхание прерывисто и он не находит себе места от злости. Вот-вот и он бросится на Магдалену. Она стоит во весь свой небольшой рост: маленькая щуплая женщина, готовая на все ради своих сыновей. Ей внезапно становится трудно дышать, во рту появляется привкус крови, начинает душить кашель. Но

отступать некуда. На этот раз она не отступит.

– После смерти отца ты стал не управляем.

– Заткнись, лакейская подстилка!

– Это за то, что я вдова? Тебя это никогда не волновало, а что сейчас? Внезапно прозрел?

Ответить Иоганну нечем и потому он просто кричит.

– Иди, иди! Там твой второй ублюдок орет!

– Я-то уйду, а вот с кем ты останешся, пьянчужка.

Все это она говорит спокойно, с трудом скрывая волнение, стараясь не кашлять. Надо просто успокоиться, прислонится к стене и на минуту закрыть глаза-само пройдет. Но с Иоганном это невозможно. Людвиг начинает плакать еще громче и она уводит его в соседнюю комнату, к плачущему малышу. Чуть громче и кажется она сойдет с ума и задушит мужа.

Господи, какой позор, Все это слышат Фишеры и соседи из ближайшего дома. Стыдно! За дверью Иоганн буянит. Падают стулья, звенит посуда и несчастный не в чем не повинный клавесин жалобно дребезжит. Звон стекла-кажется Иоганн запустил в окно канделябром или чем-то тяжелым. Стук двери, шаги по лестнице. Тишина.

Магдалена бессильно опускается на кровать рядом с колыбелькой. Вот теперь можно поплакать. Боже, как это все произошло? Так хорошо начиналось. Молодой, веселый Иоганн и его дружок Фишер шесть лет назад нагрянули в ее захолустный Эренбрейтштейн и сразу развеселили всех жителей. Фишер пел, Иоганн играл на цитре и скрипке, приседал,

корчил разные рожицы, а уж какой рассказчик. Вот умел навеять что-то ее женскому сердцу. А может просто тогда было одиноко молодой милой вдове без детей. Вдова в двадцать лет! И

тут он-молодой, остроумный, веселый, А как ухаживал! И что было в этом оболтусе, где были

ее глаза и мозги? Это потом она узнала, что мать Иоганна пьянчужка и взаперти в женском монастыре, еще позже, уже после рождения Людвига, узнала, что муж может быть просто жестоким, Глупость не в счет. Сейчас она все чаще вспоминала старика капельмейстера. Будь он сейчас жив, такого бы не случилось. В последнее свое лето Капельмейстер пригласил ее к себе. Маленький Людвиг был под присмотром Цецилии Фишер, а она шла с рынка. Там они и повстречались. Старый капельмейстер почти силой увлек ее к себе, Шесть больших комнат, обстановка поразила ее. Она и раньше знала, что свекр в их родном Бонне

занимается винной торговлей, ведет связи с Францией, Голландией, уважаемый негоциант.

(слово это часто слышала в разговоре) В тот день старик долго водил невестку за руку по

всем комнатам, открывал сундуки и шкафы, пробовал на прочность редкие ткани, нюхал,

заставляя теребить ноготком фарфор и хрусталь. Шкафы, полные серебряной и позолоченной

посуды, вилки и ложки с незнакомыми вензелями, люстры и подсвечники редкой красоты и работы-все это старик обводил взглядом полным превосходства и гордости. На минуту остановился у окна, расстегнул тугой воротник. Как тяжело дышать…

– Вот такие дела, Елена.

Он впервые назвал ее Еленой. Редко, в далеком детстве так называл ее отец, изредка муж, но больше никто. Она подошла к нему, прижалась щекой к его широкой спине. Ладонью вполоборота капельмейстер ласково погладил ее по волосам. На большее он не решался. Сколько минут она простояла вот так-прижавшись к свекру, плача тихо и обреченно,

она не запомнила. Старик тяжело дышит, шершавая рука его лежит на ее волосах.

– Вон, бежит наш бегун, -заметил Людвиг своего сына, спешащего к его дому.-Когда-нибудь

добегается до своего конца.

Магдалена молчала, прижавшись к спине свекра. И вот сейчас она поняла -то была последняя встреча. Отложенное завещание немногословного, скупого на чувства капельмейстера. Чем он еще мог помочь семье? Последние теплые слова свекра:

– Мне ведь с собой это не забирать…

За буднями та встреча забылась и вот теперь, обнимая плачущего сына, она молила Бога о невозможном.

Наблюдая за уроками сына, Магдалена надеялась, что хуже быть не может, но она ошибалась. Через месяц рядом с сыном и мужем она увидела грязноватого непричесанного мужлана в грязном сюртуке и без парика. Мужчина нетвердо стоял на ногах и глупо улыбался.

Попросив мужа пройти с ней в комнату, Магдалена зашептала:

– Что ЭТО?

– Совсем забыл! Помнишь, ты говорила, что концы не свести, жаловалась… Но я ведь не промах.

Это наш новый квартирант -Тобиас Пфайфер, музыкант, мастер на все руки. Я договорился:

он будет за стол и кровать учить нашего оболтуса.

Магдалена широко раскрыла глаза, Слов не было.

– Какая квартира, Иоганн? У нас две комнаты, нам самим жить негде.

– А чулан? Там можно поставить кровать и тумбочку, а столоваться он будет в нашей кухне. Ты его и не увидишь. Он с утра до вечера в оркестре и только ночевать будет у нас. Пару монет нам помешают?

Интересно, это вопрос или утверждение. Магдалена только разводит руками. Хочется сказать многое, но так, чтобы не обидеть Иоганна. По глазам его заметно-он уже пропустил стаканчик»за знакомство» и теперь только и ждет как улизнуть. Будь что будет…

– Не понимаю-есть Рисы, Зимроки, Саломоны, есть Рейха, но ты выбрал вот ЭТО! С тобой

уже никто не хочет связываться.

Иоганн замер. Он не знал, что ответить. Кричать на жену при госте и двух детях не хотелось и он лишь молча замахнулся на жену.

– Мама!

Этот родной голос из соседней комнаты вернул обоих супругов к действительности. Оба бросились в большую комнату. Людвиг орал, забравшись под клавесин, а новый дружок мужа тростью старался»выковырять» малыша из-под инструмента. Пфайфер зло стучал кулаком по инструменту.

Ма-ааа! -верещал Людвиг.

Магдалена схватила сына на руки и, прижав к себе, закричала:

– Оба-вон!!

– Пошли, она скоро успокоится, -спокойно, как ни в чем не бывало, произнес Иоганн.

Пфайфер облизнулся, разворошил нечесаные волосы, став еще отвратительнее, и поспешил за

другом. Со смехом и гоготом оба скатились по лестнице.