Элис де Салье - Страсть и приличия. Благородные сердца: Книга один

Она явно даже не предполагала.

Уильям попытался отвести взгляд, но этот образ, движение рук и стана, теперь навсегда въелись в его мозг. Смотреть в сторону казалось бессмысленным, и после небольшой паузы он все-таки решил восстановить капельку приличия и прокашлялся, извещая, что он в сознании.

Ее глаза тут же распахнулись.

– Вы проснулись.

Она улыбнулась, и невозможные образы тут же заполонили его мозг. Он вспомнил, как она ухаживала за ним, успокаивала, лежала на нем, удерживая, пока та зеленоглазая ведьма делала гадкие вещи в его ране. Гадкие вещи, спасшие как его жизнь, так и его руку. Уильям пытался понять, что было на самом деле, а что вызвано лихорадкой.

– Должно быть, вы хотите пить. Давайте, я принесу вам, – дочь викария встала и пригладила волосы. – Не переживайте, я добавлю немного бренди. Никогда не видела, чтобы больной настолько не любил травяные чаи и настойки. Бренди – единственное, что может заставить вас прекратить плеваться и выкрикивать проклятия.

Ее слова звучали нелепо, джентльмен никогда не стал бы плеваться и выкрикивать проклятия в присутствии леди. К сожалению, у Уильяма сейчас не было сил спорить. Позволив ей помочь ему немного приподняться, он осторожно отхлебнул из чашки, которую она поднесла к его губам.

– Почему? – вместо слов у него вырвался хрип, но он попытался снова. – Почему вы здесь?

– Мне казалось, это очевидно, милорд, – ответила она, убрав чашку, а потом взбила подушку и поправила одеяло.

– Где же слуги? – удивился он, и его голос перешел в шепот, когда сознание поддалось подступающей тьме.

В следующий раз, когда Уильям открыл глаза, его насильно поили отвратительным пойлом, и вокруг все было так обрызгано и испачкано, что Уильям вспомнил свое негодование по поводу обвинения в плевании. Держа ложку у его губ, мучительница поглаживала ему горло, как проклятому псу, вызывая рефлекс глотания.

– Черт возьми, женщина, – он отдернул голову от ее рук.

– Ну вот, теперь проклятия, – она со вздохом убрала ложку. – Я знаю, что это ужасно на вкус, милорд, – ее тон звучал смиренно, но без сожаления. – Но все для вашего же блага. С каждым днем вы выглядите лучше. На этой неделе намного лучше, чем на прошлой.

На этой неделе? Ее кремовое платье было заменено на простое, но притягивающее взгляд, голубое, волосы были заплетены в косу вокруг головы, а не собраны в пучок, как в тот день, когда они в последний раз говорили… когда бы это ни было. Подняв руку, чтобы почесать челюсть, Уильям обнаружил бороду, а не обычную легкую щетину.

Игнорируя его сердитый взгляд, сиделка снова поднесла ложку к его плотно сжатым губам. Ее плечи были поникшими; Уильям заметил, что под глазами девушки пролегли тени.

– Милорд, не могли бы вы, пожалуйста , прекратить бороться со мной?

Уильям почувствовал угрызения совести, и мотнул головой в сторону отвратительного на вкус лекарства.

– Что это?

– Старый, но мощный рецепт, – сказала она, и ее лицо просветлело. – Грейс клянется, что эта настойка применялась расхитителями могил во Франции в годы чумы. Эти воры не болели, продолжали жить и наслаждаться нечестной добычей.

– Расхитители могил? – Уильям фыркнул.

– Инфекция не выбирает человека, милорд. – Ее тон был чопорным, но Уильяму удалось обнаружить намек на улыбку.

Ее умозаключения были правильными. Страдания и смерть не заботились о человеческих различиях. Если истории его семьи было недостаточно, чтобы преподать ему урок, то пять лет войны раскрыли перед ним горькую истину. Понимая, что ведет себя как ребенок, он открыл рот и позволил напоить себя мерзкой смесью. Напиток был горьким и пахнущим чесноком, но, похоже, действенным, ведь несмотря ни на что больной был все еще жив. Но виконт был бы более благодарен, если бы лекарство не было страшнее, чем болезнь.

– Молодец, – пробормотала Ханна, когда он допил последнюю каплю; ее улыбки было достаточно, что простить командный тон. – Как насчет мясного бульона миссис Поттс, чтобы прогнать горький привкус? Теперь, когда ваша лихорадка закончилась, пришло время набираться сил.

Не представляя, насколько он похудел, Уильям глянул вниз и с облегчением заметил, что, несмотря на непривычную худобу, ему еще далеко до кожи и костей.

Пока дочь викария колдовала у буфета – снимала серебряную крышку, накрывающую тарелку с ароматным супом, – он пытался собрать воедино все свои мысли. Существовали вопросы, на которые ему хотелось получить ответы, но каждый раз, когда он, наконец, формулировал их, Ханна подносила ложку к его губам. Раньше он никогда не обращал внимания, сколько усилий нужно, чтобы просто глотать, и, опустошив половину тарелки, Уильям вновь почувствовал, насколько он слаб, истощение сокрушило его.

В следующее пробуждение его мочевой пузырь любезно напомнил о себе. Несмотря на то, что Маркхем опустошал горшок без каких-либо жалоб, Уильям предпочитал без надобности не перегружать камердинера и по возможности ходил в уборную. Делать это посреди ночи было не самым его любимым занятием, но, ворча, он попытался подняться со своей койки. Как ни странно, тело отказывалось подчиняться. Когда же он открыл глаза, то увидел освещенную камином спальню, а не свою аккуратную, но функциональную офицерскую палатку.

Что за черт?

В один момент память вернула ему его место нахождения. Паника тут же ослабла, когда он увидел дочь викария, свернувшуюся в кресле возле кровати и читающую книгу. Она была одета в бледно-голубое платье, то же самое, в котором он видел ее в последний раз, и это заставило его поверить, что сейчас тот же день.

– Извините меня, мадам.

Его невнятное бормотание привлекло ее внимание, и она встала.

– Приятно видеть, что вы снова проснулись, милорд. – Она убрала волосы с его лба, проверяя температуру. – Никаких признаков лихорадки. Как думаете, вы могли бы съесть еще немного бульона?

– Пожалуйста, – сказал он, одновременно прочищая горло покашливанием. – Пожалуйста, позовите моего камердинера или лакея.

Она подняла брови.

– Здесь только я, милорд, и мистер Поттс. Но боюсь, лестница слишком высокая, и он перетрудил ноги в первые несколько дней.

Нахмурившись, Уильям попытался понять смысл ее слов. Его потребность становилась все насущнее, и он беспокойно ерзал в кровати. Желая поправить свой требовательный орган, но не в состоянии сделать этого перед дамой, Уильям автоматически дернул рукой в его направлении.

Заметив это движение, она поморщилась.

– О, я понимаю.

Отойдя от кровати, она вернулась с бутылкой странной формы. Сначала озадаченный, он понял ее предназначение, когда дочь виконта положила бутылку возле его ноги и взялась за одеяло, чтобы отодвинуть его.