Марина Лазарева - Золотой Трон

Караван ждали три дня. Давно донесли Тимуру, что в скором времени пройдет он здесь. И вот все тимурово войско прибывало в предвкушении легкой наживы. Тимур жаждал завоевания и подчинения его воле. Молодого барласа влек вкус насилия и вкус власти. Это вдохновляло его больше, чем звон награбленных монет, чем разудалое гулянье после головокружительного набега. Все, что ему было нужно, это видеть себя победителем.

Укрылись за холмом в небольшой катальповой рощице. Подрагивая, даль струилась миражами. Множество глаз в ожидании каравана вглядывались в черту вечно недостижимого горизонта. Только ветер, только крик одинокого орла в вышине нарушали первозданную тишину.

Тимур загляделся на свободного гордого хищника. Он парил в небесах одинокой тенью, еле различимой точкой, чтобы сквозь разорванное в клочья мгновение обрушиться на несчастную жертву, повинную лишь в том, что она оказалась в поле его алчного зрения. Птица, тяжело, редко взмахивая крыльями, плыла в воздухе. Тень ее, коснувшись горизонта, принимала все более четкие очертания. «Возможно ли такое», – подумал Тимур, но тень, способная к перевоплощению, обернулась вдруг едва узнаваемым станом верблюда. Глаз Тимура еще не решался назвать мираж явью, а безотказное чутье подсказывало: «Добыча близка».

Длительный переход из Лхасы в Кеш близился к концу. Марпата устал от утомительных, длиною в световой день, переездов, устал от бесчисленных ночлегов в становищах кочевников. Он, привыкший к высокогорью, с трудом переносил подобное путешествие. Равнинный воздух казался липким и пыльным. Давило грудь. Но все же эти неприятности не мешали Марпате любоваться невиданными ранее земными пейзажами, где совсем другие реки, другие деревья, другие люди. Они росли по-другому, жили по-другому, думали иначе. Марпата вглядывался в новые лица, вслушивался в неведомые ему языки. Все это оседало в душе новым, едва начавшим формироваться взглядом. Этот путь, добрую половину которого он еще не прошел, был первым самостоятельным шагом на пути его новой жизни.

Все чаще встречались пашни и виноградники. Он восхищался абрикосовыми деревьями и цветущими смоковницами. Он дивился неведомому миру, в котором так ярко светило солнце, где так бурно все цвело и благоухало, взлелеянное тем воздухом, который был ему непривычен.

Вдали показались белые купола. Еле различимые, они почти сливались в общей картине созерцания. Сердце Марпаты забилось. Кеш, город, где ему надлежало сменить попутчиков и с новым караваном тронуться в путь. Он уже рисовал в сознании этот переход, в мыслях он торопил время и представлял, как будет въезжать в ворота города, как…

Мысли Марпаты прервал перестук конских копыт. Стремительно приближаясь, он доносился сзади, словно множество скакунов состязалось с ветром. Вот уже всадники окружили караван. Неповоротливые, груженные тяжелыми тюками верблюды остановились, послушные сильным рукам чужаков, взявшим их под уздцы. Погонщики, торговцы… Смятение и хаос охватили караван прежде, чем пришло осознание беды. Преодолев великое расстояние, дойдя почти до цели, быть разграбленными, раздавленными шайкой разбойников! Что могло быть хуже?!

Крик, гиканье и ругань – все смешалось в пронзительный единый вопль расправы. Марпата от неожиданности опешил. Безоружный, не привыкший отвечать насилием на насилие, он, восседая между верблюжьих горбов, растерянно озирался по сторонам, стараясь сообразить, что же делать дальше.

Все произошло, как во сне. Воздух для Марпаты вдруг сделался густым, словно древесная смола, и в этом дрожащем мареве летел на него жаждущий крови всадник. Вороной жилистый конь легко нес его на себе. Длинная струящаяся грива густыми волнами касалась колен седока, сильного рыжеволосого юноши. В смятении мыслей Марпата отметил его недюжинную широту в плечах, его высокий рост. Глядя на несущегося навстречу всадника, фибрами души он ощутил его огромную волю, словно в жерле вулкана клокочущую в нем жажду крови. Марпата почувствовал ее привкус на губах. Стало жутко. Но каждый мускул словно затвердел в нем, и он, не отдавая себе отчета, пристально смотрел на всадника. С каждым мигом расстояние между ними таяло. Видимо, этот короткий миг пребывал вне общего хода времени, ибо все в нем замедлило свой ход. В этот миг Марпата осознал происходящее, так внезапно обрушившееся на него. Его ужаснувшийся дух всем своим естеством воспротивился кажущейся неизбежности, восстал, погрузив тело Марпаты в оцепенение, отразившись во взгляде всей своей нечеловеческой силой противостояния. Словно наваждение в сознание вплыл голос учителя: «Вздохни о Неречённом, и ты станешь другим, новым человеком. Этот вздох перенесет тебя в безмерность. Он обновит твое сознание. Ты сможешь изменять события, которые многим будут казаться неизменяемыми».

Тимур заметил взгляд Марпаты. Он был устремлен прямо на него. С каждым мгновением сила его росла. Этот взгляд жег, испепелял душу. Этот взгляд был сильнее Тимура. Захотелось остановиться, свернуть, но по инерции конь нес его навстречу Марпате. И вот конь, подвластный неведомой силе, встал. Неречённое… Их взгляды встретились глаза в глаза, душа в душу. И словно сошлись в поединке, немом, жестоком. Марпата ощутил на себе тяжелое дыхание всадника.

Тимур не мог совладать со взглядом Марпаты. Он проникал в глубь его естества, больно раня сердце, выжигая уверенность, иссушивая превосходство. Взгляд Марпаты обезоруживал. Тимур впервые почувствовал свою слабость.

Они смотрели друг на друга сквозь марево источаемых друг другом флюидов. Бурей неосязаемых эмоций сошлись они в немом поединке – горячая энергия Марпаты и холод Тимура, тонкой еле уловимой струйкой испаряющийся в небеса.

Рука Тимура взвилась вверх. То был знак его воинам. Конь, не привыкший отступать, сделал шаг назад. Но глаза Тимура неотрывно смотрели на Марпату.

– Довольно, назад! Не трогать караван… – дождем пролился над землей зычный глас Тимура. – Уходим! – Но невозможно оторвать взгляд, пока этот взгляд сам не отпустит его. Этот взгляд Тимур запомнит навсегда. Взгляд, который сейчас был сильнее него, который заставил его отступить. Тимур был побежден. В этот миг он сказал себе, что больше никогда не допустит собственной слабости.

Это мгновение, впитав в себя все произошедшее, вновь вернуло Марпату к реальности. Он увидел, как разбойники, повинуясь приказу вожака, отступили, и словно услышал облегченный вздох каждого, кто шел с караваном в Кеш. Беда отступила. Густой, давящий грудь воздух редел. Марпата впервые за многие дни пути облегченно вздохнул полной грудью.

Сегодня Тимур уединился от лишних глаз на излюбленной им крыше родного дома. Он лежал на спине, закинув руки за голову, устремив взгляд в небо. Мысли всецело овладели им, оттого взгляд, свободный от их контроля, вознесся сквозь воздушную невесомость в далекие заоблачные выси, не замечая на своем пути ни бирюзовой голубизны небесного свода, ни легких плывущих облаков, ни птиц.