Марина Лазарева - Золотой Трон

Внутри он застелил юрту овечьими шкурами, утеплив стены шерстяными коврами. Он купил необходимый скарб: керамическую посуду, глиняные горшки и миски. Около очага поставил большой казан. В сердце повеяло домашним теплом, но без родной и близкой души уюта в этом жилище не было.

На следующий день Марпата отправился к городской стене. Он знал, что в это время Коддус будет там. По пути на городской рынок Марпата не один раз представил себе встречу с ним, подбирая, как казалось, нужные и важные слова. Ему было неловко за столь неоправданное исчезновение. Вот и знакомое место, где когда-то Марпата подал милостыню нищему старику.

…Их взгляды встретились. Марпата хотел было улыбнуться, но улыбка не получилась. Все слова, что Марпата берег для Коддуса, застряли где-то глубоко-глубоко в горле, так и не оторвавшись от сердца.

В глазах Коддуса не было укора, не было и обиды. Человек, проживший большую трудную жизнь, он научился не судить людей за их поступки. Он так считал: каждый поступок, не соответствующий его желаниям и надеждам, – урок Всевышнего. Перед Коддусом стоял человек, который некогда подал ему щедрую милостыню. Он отблагодарил его, разделив с ним свою землянку, но человек ушел, не сказав ни слова. Что ж, знать Всевышнему так было угодно!..

Марпата думал совсем иначе. Его терзало чувство вины перед добросердечным стариком.

– Дядюшка Коддус, пойдем домой, – от волнения лицо Марпаты покрылось пунцовыми пятнами, – я купил юрту. Тебя там так не хватает!

Коддус молча смотрел на Марпату, но глазах его вдруг блеснула слеза.

Марпата взял старика за руку:

– Пойдем, пойдем домой.

Прямо от городской стены они направились на окраину Хаджи-Тархана. Весь нехитрый скарб, что имел за душой Коддус, уместился в одном кожаном мешке. Теперь, глядя на убогую утварь, Марпата понимал, что все это ненужный хлам. Но он не хотел лишний раз оскорблять чувства старика. Поэтому, покорно взяв мешок, остался дожидаться на улице, пока Коддус простится со своим земляным домом. Старик вышел из землянки, крепко прижимая к груди сверток из грубой рогожи.

Они сидели друг напротив друга и пили душистый чай, приправленный молоком и бараньим жиром. Перед Коддусом стояла расписная керамическая миска, до краев наполненная аппетитными кусками жареного мяса. Только что приготовленное, оно источало по юрте тонкий сытый аромат.

Темнело. Марпата зажег светильник, и юрта осветилась желтым светом живого пламени. Сегодня, впервые за много дней, он коротал вечер в собственном жилище. Эмир, скрепя сердце, на короткое время отпустил от себя своего любимого подданного, но только ради приобретения им собственного жилья.

Пламя бросало замысловатые тени то на ковровые стены юрты, то на лицо Коддуса. Блик, и что-то заблестело в глазах старика. Неужели это опять слезы?

В этот вечер они говорили обо всем, лишь только об их недавнем расставании не проронили ни слова. Будто не было этих трудных для Коддуса дней, будто не было для Марпаты этих долгих, похожих на наваждение, на сон, дней забвения.

Мучаясь угрызениями совести, Марпата рассказывал Коддусу, как однажды попал во дворец к эмиру, как жил без него все это время.

Коддус внимательно слушал Марпату. Его глаза то высыхали, то от скупой слезы вновь начинали блестеть.

Опершись на колено единственной кистью, старик тяжело поднялся с мягкого пола юрты. В укромном месте, куда Марпата сложил принесенные из землянки пожитки, Коддус взял завернутый в рогожу сверток, тот самый, что так бережно нес от землянки до нового своего жилища.

– Мой мальчик, – Коддус смотрел на Марпату с отеческой заботой, – я благодарен тебе за все, что ты для меня делаешь. Я искренне рад за тебя и хочу хоть чем-то быть тебе полезным, – он развернул рогожу, обнажив два пожелтевших от времени пергамента, – это рукописи. Они достались мне от деда. В этих древних письменах – поэзия наших предков. Дед завещал мне хранить их и передать своим детям. Так уж распорядилась судьба: я остался один. Ты заменил мне сына. Возьми, – старик протянул Марпате свитки.

Марпата развернул пергамент. Он был исписан мелким каллиграфическим почерком. «О свойствах справедливости», – прочитал по-чагатайски Марпата. Нескончаемый столбец витиеватой вязи. Развернув рукопись полностью, Марпата скользнул глазами вниз пергамента: «…Мудрое слово – успехов залог…» Выхваченная из поэмы строка, врезалась в сознание острой иглой. «…Мудрое слово – успехов залог… – повторил Марпата, – как точно сказано!» Он поднял взгляд на Коддуса, едва начиная сознавать, какую неоценимую услугу оказал ему старик.

– Господин Марпата, господин Марпата, – откуда-то из глубины ватной реальности донеслось до слуха погруженного в крепкий сон Марпаты. Он открыл глаза: «И кому я нужен в столь ранний час?» – прислушался. Коддус тоже проснулся и настороженно приподнял голову.

– Господин Марпата, – голос доносился из-за войлочного выхода. Кто мог потревожить его в столь ранний час? Марпата пошел открывать. У входа стоял слуга Харун ад-Дина.

– Господин Марпата, эмир послал меня за вами. Он хочет видеть вас неотложно.

Оставив слугу за входом, Марпата стал спешно собираться во дворец. Коддус смотрел на него настороженно. Марпата перехватил этот взгляд:

– Мне нужно идти, дядюшка Коддус, – Марпата обнял старика за плечи, – я не знаю, когда вернусь, но ты ни о чем не беспокойся. Живи спокойно. Этот дом твой. Я никогда не оставлю тебя больше.

Утро едва забрезжило рассветом. Полутемные силуэты юрт, полупризрачные абрисы городских жилищ за длинной чередой заборов казались порождением нереальности. Прошли мимо аптеки Зульхакима. Марпата бросил взгляд на это небогатое строение, несколько необычное для татарского квартала. Вдруг вспомнилась Айгуль – нежная хрупкая девушка. «Айгуль. Должно быть, спит еще…» – подумал Марпата.

Невзирая на раннее утро, Харун ад-Дин был уже на ногах. В ожидании Марпаты он мерил шагами комнату. Эмир любил предаваться утренней неге, и оторвать его от этого могло лишь что-то очень важное.

Марпата терялся в догадках: что могло побудить его господина проснуться так рано?! Проходя по гулким лабиринтам дворца, Марпата перебирал в голове запасы снадобий и рецептов, предполагая, что заболел кто-то из многочисленных знакомых Харун ад-Дина.

– Наконец-то ты явился! – обрушился на него эмир, – Бердибек убит. Черкес-бек вызывает меня в Сарай. Ты поедешь со мной.

Известие о смерти Бердибека не заставило Марпату вздрогнуть от неожиданности, слишком уж напряженными были отношения правящего хана с братьями его по крови – Кульпой и Наврусом. После смерти их отца – хана Джанибека, до сей поры ходила наушная молва, что хан убит, и убит именно по указу Бердибека. С кончиной Джанибека отношения братьев серьезно осложнились, поэтому вполне возможно, что с белого света потеснил Бердибека именно Кульпа.