Константин Коничев - Петр Первый на Севере

Путь знаком Петру. Дважды он проходил здесь от Вологды к Архангельску и запомнил навсегда разноцветные радужные слои отвесных берегов, что тянутся полста верст не доходя до Великого Устюга. Местность эта испокон веков называется Опоки и отличается своей привлекательной красотой. Когда рано утром на четвертый день проходили этими местами, Петр, весело подшучивая, будил спавших с похмелья приближенных:

– Гей вы! друзья-приятели! Пьянчуги-лежебоки, очнитесь, не проспите прекрасные Опоки!..

На палубу царевой барки, зевая, выходил Меншиков, за ним, перекрестясь, поднимался по ступенькам лестницы Никита Зотов и другие ближние люди Петра. Все с восхищением взирали на берега.

– Чудное творение господне! – восторгался сопутствующий, единственный из всех бородатый, поп Побарский. – Вот где бы место доброму монастырю могло быть…

– А Сухона сколь быстра! Веслами шевелить не надо, несет и несет. Лишь бы рулем не сплоховать. Ребята, глядите в оба! – прикрикнул Петр в сторону двух солдат-преображенцев, стоявших у руля. – Блюдите кильватерную линию и промежутки. Не напоритесь на камни. В здешних бы местах мельницы строить пильные да мукомольные, сколько силушки водяной втуне пропадает…

Не бедны, не скудны по тем временам были города северные. Невелика тягость, особенно купечеству, оказать государю помощь с войском добраться от Вологды до Архангельска.

В Вологде в ту пору было 2499 торговых людей. Торг вели с Архангельском, Сибирью и даже с Амстердамом, Гамбургом и Любеком.

Тысяча тотемских купцов торговала с Сибирью.

Тысяча и восемьсот устюжских купцов связаны были коммерческими делами с внутренней Россией и далекой Сибирью. А что касается Архангельска, так ему не было равных соперников в торге с заграницей: тюленьи и моржовые шкуры, дорогие меха, ворвань и сало, лес, деготь и смола, икра и хлеб – все это в изобилии покупали иноземцы…

В многоцерковном, бойком торговом Великом Устюге флотилия Петра запаслась печеным хлебом, квасом и даже хваленым пивом хмельным, какого в ту пору не умели варить ни в Вологде, ни в Архангельске.

Преображенцы закатывали на суда бочки с треской соленой, с мясом-солониной и таскали по сходням огромные кули рогожные с сухарями.

В Устюге, на противоположном берегу от города, Петр приказал поставить свою барку и там, в узком кругу приближенных, обдумывал и рассуждал, при каких обстоятельствах и как в это лето им быть подобает.

Еще десять лет назад Петром была установлена постоянная почтовая связь между Москвой и Архангельском. Через Переяславль-Залесский Ростов-Ярославский, Вологду и Вагу доходили письма за десять дней. Но была еще и своя почта царская, нарочная, которая при надобности достигала Петра в путях-дорогах всюду, где он находился. И путешествуя, Петр быстро узнавал, что происходило на боевых рубежах, занятых русскими войсками…

Прошли Сухону. Там, где Вычегда слилась с Малой и Большой Северной Двиной, развернулось на многоверстную ширь плёсо. Качаемый на волнах, при боковом ветре, со скрипом тянулся к северу петровский поднявший паруса караван. Петр стоял в высоких бредовых сапогах на дощатой смоленой палубе, прикидывал к правому глазу зрительную трубу и, глядя в сторону чуть видневшихся белокаменных сольвычегодских церквей, говорил своему наследнику и Меншикову:

– Отсель, от строгановских вотчин, начинал Ермак свое славное дело. Третий раз миновав проезжаю, а привернуть все недосуг. Сами-то Строгановы давно за Каменный уральский пояс перебрались. А город Сольвычегодск стоит как память о владельцах.

Вспомнив, что он дал за своей подписью проезжую грамоту в Китай здешнему купчине Ивану Саватееву, Петр подумал вслух:

– Где-то теперь, далече ли тот северный купчина топает, на колесах ли катится, а может, и по сибирским рекам плывет. Дай бог ему до Китая с моими и своими товарами сохранно добраться да с прибылью вернуться… – И, снова обращаясь к Меншикову, сказал: – Деньги нам, Александр Данилович, надобны, ох как нужны. Война пожрет немало. Знаю, народу нелегко: сошные, ямские, таможенные, поведерные, подушные и солдатские кормовые, и на корабельное строение, и каких только податей не собираем, а все мало… – Вздохнул широкой богатырской грудью, привалился к мачте, согнувшейся под надутым парусом, набил голландскую трубку табаком, высек огня зубильцем о кремень, дунул два-три раза на трут, попыхтел закуривая, и продолжал:

– Давно ведомо, деньги суть кровеносные сосуды войны, сиречь жилы, без коих война быть не может.

Не доходя городка Красноборского, барки, занятые солдатами и вооружением, стали отставать от петровской свиты, убыстрившей свое движение на более легких и ходких судах. Расстояние между головными судами и караваном преображенцев понемногу увеличивалось.

По весеннему разливу, под парусами и на веслах быстро шли петровские суда к Архангельску. Иногда они обгоняли груженые купеческие карбасы, шедшие с Вычегды и Сысолы, с Юга-реки из Устюга и Вятки и других далеких российских мест с пенькой и смолой, с хлебом и черной икрой.

Из Зырянского и Пермяцкого края больше чем откуда-либо везли в Архангельск купцы на ярмарку сотни сороков шкурок соболиных, сотни тысяч беличьих, заячьих, лисьих и кошачьих шкур. Вся эта дешево ценимая рухлядь охотно покупалась иноземцами и уходила через Архангельск в европейские страны. И рады были купцы, шедшие с товарами к городу, что такая масса судов под государственным флагом не с товарами, не соперничать с ними к ярмарке пробирается, а сам царь с гвардейским полком, с пушками будет оберегать Архангельск от шведов. Значит, без опаски торговать можно.

В попутном селе Топецком царская флотилия пристала к берегу. Около крайней избы крестьянин Степан Юринский рубил дрова из сухостоя и валежника. Петра среди вышедших на берег Степан сразу узнал. Всадил топор в чурбак, босоногий, в чем был – в синих полосатых портках, в домотканой рубахе, побежал навстречу Петру и, не робея, поздравил его:

– С благополучным прибытием, государь-батюшка, в наши края. Дай бог тебе здоровья и всякого добра. Третий раз, благодаря бога, наше село не обходишь. Милости просим! – и поклонился в пояс Петру.

– Как тебя звать? – спросил Петр.

– Степаном, ваше царское величество…

– Вот что, Степан, ты первый меня встретил и поздравил. Хочу обедать у тебя в избе.

– Милости прошу, коль не брезгуешь. Вон моя изба, за баней, крайняя…

Степан Юринский шел рядом с Петром, позади свита, а по сторонам, в отдалении, топецкие мужики робко и завистливо поглядывали на своего соседа, удостоившегося такой великой чести.

Около своей избы Степан вмиг изловил на изгороди петуха и отсадил ему топором голову.