Константин Коничев - Петр Первый на Севере

Служебное положение Макарова порождало завистников. Но они помалкивали, не осмеливаясь при жизни Петра поднять голос клеветы против его любимца.

Екатерина Первая царствовала всего два года и три месяца. За это время положение Макарова формально не ухудшилось. Кабинет-секретарю было даже присвоено звание генерал-майора и тайного советника. Теперь он в глазах придворных и просителей был уже не просто благодетель, увенчанный доверием покойного императора.

Но это отнюдь не мешало некоторым важным особам игнорировать Макарова.

Следуя по стопам своего супруга, во всем доверяясь Макарову, Екатерина предписывала указом архангельскому губернатору Измайлову:

«Когда случатся какие новые и важные дела, то о таких прежде пишите к нам в Кабинет; и когда с такими письмами будут посылаться нарочные курьеры в верховный тайный Совет или в Сенат и другие коллегии, то тем курьерам велите наперед являться в нашем Кабинете». Указания в таком духе были даны также другим губернаторам и генералам. Видимо, после смерти Петра, кабинет стал утрачивать свое былое значение. Да и престиж государыни был уже не тот, что у ее покойного супруга.

При Петре Втором, сдав кабинетные дела в Верховный Тайный совет, Макаров пребывал некоторое время в должности президента камер-коллегии, где государственные дела находились в небрежении и полном развале. Докладывая о принятых делах камер-коллегии, бывший кабинет-секретарь, ссылаясь на своего великого покровителя, заключил:

«Должно вспомянуть присловицу, часто упоминаемую блаженные и вечнодостойные памяти государем императором Петром Великим, что де легче всякое новое дело с богом начать и окончать, нежели старое испорченное дело починивать. Сие императорское пророчество действительно на мне исполнилось, а именно, что посажен я Меншиковым уже к испорченным делам в камер-коллегию в неволю».

В 1732 году Алексей Макаров был обвинен во взяточничестве и утайке секретных документов. Когда все обвинения отпали и осталось одно последнее – недочет или недостача расписок на сумму 170 рублей, этого оказалось достаточно врагам Макарова, чтобы томить его под арестом с применением строжайшего режима.

Знатный узник и его семья терпеливо переносили незаслуженные страдания. Однажды прорвался до ушей царицы Анны Иоанновны жалкий, унизительный вопль арестанта.

В январе 1737 года Макаров просил ее повелеть об ускорении следственного над ним процесса:

«Содержимся мы, бедные, с женою и с детьми за крепким арестом, тому уже третий год, и не только к нам кого, но и нас до церкви божией не допускают, а пожитки мои, и жены, и детей, и племянников моих, оставшихся в сиротстве после брата моего, все запечатаны и письма забраны; от чего через продолжительное время запечатанное платье и другие тленные вещи в нижней палате от сырости гниют; деревнишки наши посторонние не только нападками своими разоряют, но, видя нас в такой бедности, отнимают напрасно. Всемилостивейшая государыня императрица, умилосердися над нами бедными, горьких слез и печалей наполненными! Повели по делу моему милостивое решение учинить.

Вашего пресветлого величества всеподданнейший и всенижайший раб Алексей Макаров с женою и с бедными детьми».

И хотя в свои девические годы племянница Петра Анна Иоанноана была в дружбе с Одоевской – женой Макарова, но у таких особ память о былой дружбе быстро улетучивается и приходит на смену ей самоосуждение:

– Как же так? Я, будущая императрица, допустила такую оплошность: ужели годится в подруги мне какая-то Одоевская, да к тому же она за простолюдином Макаровым…

Слезницу заключенного Макарова императрица оставила без последствий.

И только через три года и восемь месяцев после подачи этой жалобы Макарову были разрешены свидания с родственниками и выезды под конвоем в церковь. Случилось это за несколько дней до смерти Анны Иоанновны.

Вологжанин Алексей Макаров, как сподвижник Петра, человек счастливой и тяжелой судьбы, заслуживал бы более подробного описания. Но пусть и то, что о нем здесь сказано, не покажется лишним.

В конце семнадцатого века, когда торговля России с заграницей увеличивалась, в Вологде был в известности купец-иноземец Фридрих Тессинг. В Архангельске в летнее время иногда подвизался его младший брат Ян Тессинг, который, встречаясь с Петром, вел с ним переговоры, добиваясь выгод при закупке в Архангельске мачтового леса.

Во время поездки «Великого посольства» по странам Европы в 1697–1698 годах царь Петр под псевдонимом Петра Михайлова не мог долго таиться. Скоро его распознали в свите Лефорта, и люди торговые и промышленные стали обращаться к Петру Михайлову, как к лицу главенствующему.

В Амстердаме Ян Тессинг, приметив, что Петр стремится сделать Россию страной грамотной и просвещенной, а книгами – главным средством образования – Россия крайне бедна, предложил Петру создать славянскую типографию и на выгодных для России условиях печатать светские книги.

Предложение Яна Тессинга печатать в Амстердаме «земные и морские картины или чертежи, листы и всякие книги о земных и морских ратных людях, о математике, архитектуре, городовом строении и иные художественные книги» пришлось по душе Петру.

Книг, в ту пору печатавшихся в первозданной типографии Москвы, а также по заказам – в Киеве и Могилеве, явно недоставало. Петр охотно принял предложение Яна Тессинга снабжать Россию литературой, оговорив при этом соответствующие, приемлемые для обеих сторон условия.

Монопольная концессия книгопечатания предоставлялась Тессингу на пятнадцать лет. Всем другим иноземцам запрещалось печатать и ввозить в Россию книги под угрозой штрафа 1000 ефимков. Причем треть штрафа должна была принадлежать Тессингу, две остальные – казне. Пошлина с книгоиздателя – восемь денег с рубля. Печатание церковных книг Тессингу не дозволялось. Распространение книг, прежде всех городов, производить в Архангельске, а нераспроданное количество экземпляров направлять в Москву и другие города, уведомляя об этом Посольский приказ.

Заключая контракт, Ян Тессинг понимал, что выгоды ему от книжной монополии не предвидится: в неграмотной России не так много найдется покупателей на светскую книгу. Но ему хотелось оказать любезность русскому царю, жаждущему просвещения себе и своему народу. Он рассчитывал, что Петр в долгу не останется и соблаговолит дать привилегии торговому дому братьев Тессингов в других коммерческих делах в России.

Русский царь проникся уважением и доверием к Тессингу еще и за то, что тот оказывал в Амстердаме русскому путешествующему посольству помощь в закупках и отправках в Архангельск корабельного оборудования.