Константин Коничев - Повесть о Воронихине

В сумерки вышли к избушкам, где жили прокопченные и пропахшие дымом старики-смолокуры и обжигавшие березовый уголь демидовские работные люди. Не удивились лесные отшельники появлению Гаврилы с ватагой.

Пятые сутки Андрейка Воронихин проживал здесь и хотел надолго остаться помощником у смолокуров.

Десятник сразу догадался:

– Ого, Гаврюха Юшков нагрянул, никак беглеца ищет?.. Пойдет ли парень с вами – не знаю. Очень уж у нас ему привольно: сосновое пенье-коренье таскает. Кормим свежинкой-медвежатиной. Онамедни двух медведков на рогатину приняли. И вас угостим.

– Где же парень? Где он? – заторопил десятника Юшков.

– А ты не спеши, не ускачешь. Парень с устатку спит и будить его не дам. До утра и вам идти некуда, заночевайте. Утро вечера мудренее. Пойдет ли отсюда парень? Любо ему тут у нас. Лук стрельчатый сделал, стрел вересовых острых настрогал. И за эти дни тридцать белок между делом убил. Глянь, вон шкурки сохнут. На три шапки товару хватит…

– Да, завидная тут у вас жизнь, – согласился Гаврила, – только не для Андрейки. Ребята! Ищите, где он тут…

Всклокоченный, чумазый, предстал Андрейка перед Гаврилой.

– Бить будешь? – первое, что спросил Андрейка, потупив глаза на носки сочно смазанных пахучим дегтем сапог.

– Не собираюсь. Давай-ко, парень, поворачивай к дому да за дело берись. Эх ты, смолокур! Мать по тебе с ума сходит. Не гоже так. Разве так нас стегали – да не бегали…

Ребята обступили Андрейку и убедительнее Гаврилиных слов были их уговоры. Переспали ночь на подсеке, где от неугасаемого огня курился дымок, расстилаясь по лесной низине, и янтарным дегтем наполнялись огромные посудины, радуя добытчиков, молчаливых и суровых лесовиков…

После шестидневного прогула Андрейка в иконописной у Гаврилы как-то нехотя, пересиливая себя, снова взялся за малевание святых ликов.

Иногда уставших учеников Гаврила Юшков выводил из мастерской на волю. В быстро растущих селах и слободах строгановской вотчины возводились новые бревенчатые церкви, избы и хоромы. Любитель и знаток зодчества, Юшков восхищался работой вологодских плотников, приходивших в ту пору на поселение в Новое Усолье и окрестные места, показывал ученикам наиболее интересные и удачные строения, объясняя, чем эти строения хороши, удобны, красивы и прочны.

– Русь северная, Приуралье и Сибирь, – говорил Юшков, – богаты лесами. Ни конца им ни края нет. Лесу у нас предостаточно. Умейте только строить, умейте владеть топоришком, стругом и рубанком. И никто из вас без жилья не останется. Давно прошли те «адамовы» времена, когда люди жили в пещерах и землянках, подобно косолапым медведям. Приглядитесь, дети мои, как плотники срубы рубят, как венцы бревенчатые ставят, какие выдумки применяют. Сначала сообразят, потом начинают строить, да так, чтобы и самим любо было и хозяевам приятно. Бывало, в ваши-то молоденькие годы мы вот так приглядывались, приглядывались к плотничным работам да сами малые модели делали. Кто церковушку смастерит, кто мельницу-ветрянку или толчею, а иной сделает такой теремок – сказка, да и только. Попробуйте-ко и вы так-то между делом. Никому я вам не закажу, что и как делать, а побольше своей мысли да рукоделия. И похвала тому, кто всех отличней смастерит… Понадобится краска, позолота, долото, скобелек – берите в мастерской, пользуйтесь.

Во время одной из таких прогулок Юшков спроси Акдрейку:

– Ну, а ты, дитятко, чего бы хотел смастерить?

– Пока не ведаю, – уклончиво ответил Андрейка, но тут же добавил: – Копию каменной Ильинской церкви из глины слепить и раскрасить. Да уж больно она хитро построена.

– И то дело, – одобрительно отозвался Гаврила. – Только если из одной глины делать, она при обжиге трещины даст, ты найди глину чистую, без камешков, да перемешай ее с коровьим назьмом для крепости. Тебе и поучиться есть у кого: Никифор-то Воронихин не только дворецкий человек, он и по строительному делу разумеет – и по каменному и по бревенчатому…

– Пригляжусь, а упрашивать о подмоге не стану. Да тяте Никифору и времени нет, он баронскими делами сильно занят. Ему не до моих затей. Я уж как-нибудь сам.

– Нет, дитятко, ничего не делай срыву да смаху; делай всякое дело с полным тщанием и старанием, и не торопко. Поспешишь – людей насмешишь. А вы что, ребятки, будете по зодчеству мастерить? – обратился Гаврила к другим своим питомцам.

И послышались ответные голоса:

– Я хочу часовенку, как в Дедюхине…

– Я мельницу смастерю водяную…

– Мне, дяденька Гаврило, дозволь сделать модель деревянной колокольни, как в Кудымкаре…

– А я толчею-ветрянку…

Гаврила улыбался, слушая ребят, и говорил по-отечески ласково:

– Хорошо сработаете, самому барону в Питер ваши модели отошлю. Трудитесь, только главного не забывайте: вы – иконники!

Андрейка очень сожалел, что пообещал Гавриле сделать модель церкви из глины. Легче и быстрее можно было сделать модель деревянную, и не церкви, столь премудро сложенной из кирпича, а деревянного храма, сооруженного по старинному образцу – шатрового с трапезой и папертью, с крыльцом на два схода, украшенным тонкой резьбой по карнизам.

Глиняная модель каменной Ильинской церкви долго не поддавалась Андрейке. Трудно было в зимнюю пору возиться с моченой глиной, она ломалась, распадалась на куски, не успев засохнуть. Все ребята, Андрейкины товарищи, сдали Гавриле свои изделия. На широкой полке в иконописной мастерской были выставлены в ряд избы и хоромы, мельницы и часовни, колокольни и пожарные вышки. В полуденный час, когда солнце заглядывало в окна мастерской, модели на полке светились золотистой, гладко струганой сосновой дранкой. И вся ученическая выставка казалась привлекательным, образцовым поселением в миниатюре. Посредине на полке было оставлено свободное местечко, на котором должна была стоять, к пасхе обязательно, модель Ильинской церкви.

Весь великий пост, в свободные от живописи часы, провозился Андрейка над моделью. Сделал он ее вполне удачно, схоже с натурой. Выбеленная, раскрашенная от креста до фундамента, она воспроизвела церковь в точности, с соблюдением всех пропорций и деталей. Даже рамы были сделаны со стеклами и железными решетками, витыми из проволоки. Мало того, у проезжего купца на постоялом дворе Андрейка ночью тайком отвязал от уздечки медный колокольчик, который очень оказался кстати.

Недолго Андрейкина модель, одобренная Гаврилой, стояла на полке, украшая выставку ученических работ.

В ту весну пожаловал из Петербурга в Новое Усолье от Строгановых ревизор по всем хозяйственным, промысловым и арендным делам. Было ему велено опричь иного проведать подросших ребятишек Андрейку Воронихина и Пашку Карташева, учившихся у Юшкова. Ребятам в ту пору исполнилось по тринадцати лет. Оба грамоту разумели, живописи учились не плохо, подавали надежды стать иконниками.