Виктор Карпенко - Ярый князь

– Нет. С восходом солнца… А до того мои воины останутся здесь, у лодок. Пусть принесут еды! А мне поставят шатёр, – распорядился ханский посол.

Уже к полудню табун в три сотни коней был пригнан на волжский берег. Князь Ачихожия осмотрел нескольких и остался доволен. А когда великий князь пригласил посла отведать хлеб-соль в княжеском тереме, Ачихожия сменил гнев на милость и принял приглашение.

Изрядно отведав хмельного мёда в застолье, князь Ачихожия разоткровенничался:

– Не удержится Мюрид на троне великих ханов. В нём не течёт кровь чингизидов, а значит, другие ханы не признают его воли.

– Кто же станет во главе Орды? Может, хан Абдаллах? – подливая в посольский кубок хмельное, заинтересованно спросил Дмитрий Константинович.

– Слаб и этот! Нет. Если кому под силу вернуть великую Орду, собрать все земли воедино, так только Мамаю.

– Кто же это такой? Хан из улуса великого Чингисхана?

– Нет. Он – темник.

– Как темник? Всего лишь темник? – изумился нижегородский князь.

– Темник! Но поступь у него ханская! Поверь, улус Джучи ещё содрогнётся, услышав это имя!

Ночь прошла в сборах. Дмитрий Константинович понимал, что хан Мюрид поскупился, выделив для охраны посла всего три сотни воинов. Одолеть татар под силу и меньшей числом разбойной ватаге, промышляющей в муромских лесах. В лесу главное не количество, а выбранное место и внезапность. Потому он решил послать с послом своих три сотни воинов во главе с воеводой Данилой Скобой. А тот уговорил последовать за собой своего племянника.

– Жизнь – она долгая. Может, знакомство с бельдибеком Ачихожием сгодится. Да и великий князь владимирский Дмитрий Иванович – чай, не последний человек на Руси. Глядишь, и от него что-нибудь перепадёт…

За долгий путь Ярослав и Ачихожия подружились. Несмотря на заносчивый и чванливый вид, посол оказался нрава незлобливого, ума здравого, в посольском чине повидавшего земель немало и потому собеседником интересным. Тем более что обходился он в беседах без толмача. Оказалось, что Ачихожии ведомы языки многих народов, чему Ярослав был немало удивлён. Молодой новгородский купец, являясь благодатным слушателем и хорошим сотрапезником, до того проникся доброжелательством к ханскому послу, что чуть было не проговорился, что и сам побывал в Сарай-Берке вместе с ушкуйниками.

Во Владимире великого князя не оказалось. А так как послу уже изрядно надоело трястись в седле или в возке, что выделил Дмитрий Константинович, то он с трудом сдерживал раздражение, вымещая его время от времени то на своих нукерах, то на воинах нижегородского князя.

Ещё издали, оценив размах каменного строительства Москвы, князь Ачихожия возопил:

– Князю Дмитрию не до ушкуйников! Ему слава хана Берке взор застилает!

На что сидевший в возке напротив ханского посла Ярослав возразил:

– Так он же не видел столицы Орды… Как он может желать того, что ему неведомо?

– Славы? Можно не видеть столицы, но слышать о ней и впустить в своё сердце змею зависти. Но ты молод и многого не знаешь, а потому помолчи. – Подозвав сотника, он приказал привести коня. Уже сидя в седле, продолжил: – Я хочу, чтобы ты был рядом, когда я буду разговаривать с князем Дмитрием.

– Благодарю тебя, Ачихожия, за честь, но моё звание не позволяет быть рядом с тобой… А кроме того, без приглашения великого князя владимирского я не могу предстать пред его очи.

Ханский посол рассмеялся и, указав перстом в пайцзу, сказал:

– Мне никто отказать не может, ни князь Дмитрий, ни ты, Ярослав. Я хочу, чтобы ты увидел, что князь московский – трава под копытами моей лошади. Так что садись на коня и следуй за мной.

Великий князь владимирский Дмитрий Иванович не вышел за пределы городских стен, чтобы встретить посла хана Мюрида, чем ещё больше раззадорил Ачихожию. И когда тот в сопровождении юзбашей [28] Юзбаши – сотник в конном войске Золотой Орды. вошёл в палату только что построенного княжеского терема, пелена гнева застлала ему глаза. Он видел перед собой только невысокого, разодетого в парчу восемнадцатилетнего отрока, а рядом с ним маленькую хрупкую девчушку.

Разом утратив посольскую сдержанность, князь Ачихожия разразился потоком брани:

– Как ты, червь, недостойный даже зреть носителя ханской воли, посмел не встретить меня достойно моего звания и чина?! Лучезарный Сын Неба великий хан Мюрид дал мне право карать и миловать! Он вложил в мои уста свою волю. Неуважение меня – это неуважение великого хана!

Не ожидавший такого начала, князь Дмитрий разом сник. Загодя упреждённый своим тестем – великим князем нижегородским Дмитрием Константиновичем, он готовился к своему первому приёму посла – как поприветствует, что скажет в своё оправдание, как вручит подарки хану и его послу, а вместо этого – брань и угрозы. Стоявший позади него епископ Алексий попытался защитить своего воспитанника, но князь Ачихожия не дал раскрыть ему и рта.

– Великий хан в гневе. Русичи посмели взять на копьё Булгар и ещё семь малых городов. Они пограбили Сарай-Берке, чем оскорбили великого хана, и только кровь нападавших можешь смыть это оскорбление! Хан Мюрид даёт тебе два месяца. Если он услышит ещё раз об ушкуйниках, то не пощадит никого в улусе Джучи! Выход же заплатишь в два раза больший. Так повелел хан. За грамотой, что я привёз тебе от хана, придёшь завтра после полудня в мой шатёр! – и, резко повернувшись, князь Ачихожия стремительно вышел из палаты. Сопровождавшие его воины, в том числе и Ярослав, едва поспевали за разгневанным послом.

В палате нависла тишина. Никто не ожидал такого от ханского посла. Все: и князь Дмитрий, и митрополит Алексий, и московские бояре – лихорадочно думали, что же такое предпринять, чтобы унять гнев ханский, не допустить Мюрида на Русь и как наказать ушкуйников, навлекших беду.

Накануне приезда посольства пришёл ответ новгородских бояр на гневное письмо великого князя владимирского. Они писали: «…ходили молодые люди на Волгу без нашего слова, но купцов твоих не грабили, били только басурман».

Вроде бить басурман само собой разумеющееся дело, а что за этим может последовать, то их не касаемо.

– А вот тот молодец, что стоял справа от посла, видимо, и есть Ярослав сын Тихона Семёновича – купца новгородского, о нём писал князь Дмитрий Константинович, – нарушил затянувшееся молчание епископ Алексий, обращаясь к великому князю владимирскому Дмитрию. – Надобно поспрошать его. Парень, видимо, не промах, коли и ушкуйников улестил, и твоего тестя, и ханского посла.

– Велю позвать, – встрепенулся молодой князь. – Пусть ноне в вечёр приведут. И ты, радость моя, – обернулся он к княгине Евдокии, – то ж приходи. Батюшка Дмитрий Константинович писал, что очень занятный молодец. Красен, словом, и умён не по годам. А пока оставь нас. Мне с боярами совет держать.