В. Волк-Карачевский - Кто правит миром

Все эти вопросы показались бы неинтересны Карлу Долгорукову, не окажись он – почти против своей воли – втянутым в непонятную интригу. Или интрижку? Карл Долгоруков испытывал даже какую-то непонятную симпатию к Соколовичу. Такую симпатию вызывает сила. Вместе с этим возникало раздражение.

Кто он такой, этот Соколович, чтобы использовать его, Карла Долгорукова, в своих целях? Целях, возможно, глупых, незначительных, мелких, или важных – может, затевается какой-нибудь переворот. Но каковы бы ни были эти цели, что до них ему, Карлу Долгорукову?

И вот Соколович приходит снова. Он что же вообразил, что Карл Долгоруков станет послушным пособником, и им можно распоряжаться по своему усмотрению? И использовать как пешку в своих играх, вслепую по мере надобности? Соколович, если он умный человек, – а он производит впечатление умного и сильного человека – должен бы сообразить, что Карл Долгоруков уж никак не меньше его самого, Соколовича.

А если он этого не понимает, то, значит, он не умеет оценить обстоятельств или же он просто-напросто глуп. Тогда можно ли иметь с ним дело? Да, он понял, определил, он знает, что Карл Долгоруков играет «наверняка». Если это станет известно всем… Ну, во-первых, кто поверит Соколовичу, кто он такой? Впрочем, да, главный вопрос: кто он такой. И это придется выяснить.

– Князь, – учтиво начал Соколович, он, в отличие от Толстого, знал, что Карлу Долгорукову неприятно обращение по имени-отчеству, немецко-русскому одновременно, – я благодарен за услугу, оказанную мне по моей просьбе, и хочу еще раз напомнить, что считаю себя должником и всегда готов служить по первому же требованию в меру моих сил, если возникнет необходимость в таковой службе.

Карл Долгоруков чуть кивнул головой в знак согласия и подумал: «Ну что ж, так-то лучше. А что касается отплатить за услугу, кто знает, может, тебе и придется за нее рассчитаться. Всякое бывает». Несмотря на попытку настроить себя против Соколовича, Карл Долгоруков испытывал невольное влечение и интерес к этому человеку.

– Князь, – продолжал Соколович, – я решился обратиться еще с одной просьбой. Я не хотел бы показаться бестактным и назойливым. Хотя мы и не знакомы близко и доверительно, я, тем не менее, испытываю к вам глубочайшее уважение и надеюсь на понимание. Услуга, о которой я хочу попросить – род светской условности…

– Я готов оказать вам, господин Соколович, любую услугу, если того позволяют мои возможности. В чем же дело? – насторожился Карл Долгоруков.

– Я не представлен господину Ростопчину, и в силу некоторых обстоятельств не хотел бы иметь этой чести. Однако у меня возникла необходимость познакомить с ним одного молодого человека. Ростопчин иногда появляется у вас, и если вы не сочтете за труд представить ему моего протеже, я буду многим обязан.

– Кто этот молодой человек? – спросил Карл Долгоруков и добавил про себя: «И какой спектакль ты хочешь устроить на этот раз?»

– Это сын небезызвестного господина Костеникина, вам, князь, видимо, приходилось слышать об этом человеке?

– Да, что-то слышал. Но очень давно. Какой-то жулик из сенатских.

– Господин Костеникин лет пятнадцать тому назад выехал на жительство в Париж, имея к тому значительные средства. Он уже умер. А сын его, лишившись на бирже средств, собранных рачительным родителем, оказался в трудных финансовых обстоятельствах.

– С молодыми людьми это иногда и даже довольно часто случается, – усмехнулся Карл Долгоруков.

– Да, молодость неопытна. Но как раз в это время, совершенно случайно к нему попал один документ, его, по мнению юноши, можно продать в Петербурге – за довольно большую сумму, а может, и не такую большую, как ему кажется – что и поправило бы его финансовое положение, и позволило бы с уже с накопленным опытом продолжить свои дела на бирже. С этой целью он и явился ко мне с рекомендациями от людей из Парижа, которым мне неудобно отказать.

– Какого же рода этот документ? – спросил Карл Долгоруков и внимательно посмотрел на Соколовича, но тот, ничуть не смутившись и ничего не скрывая, объяснил.

– Это письмо императрицы Екатерины к барону Гримму, с которым у нее переписка. Барон, как известно, разносит ее философические мысли, почерпнутые из сочинений господ Монтескье и Гельвеция, по модным парижским салонам – парижское общество в восторге от ума просвещенной монархини. Что же касается письма, попавшего к молодому Костеникину, то я из любопытства заглянул в него – в письме императрица обмолвилась, просто мимоходом, что после себя возведет на престол внука Александра, а не сына Павла, как то должно по обыкновению.

Карл Долгоруков приподнял брови, выражая тем самым удивление как неосторожностью императрицы, так и откровенностью Соколовича.

– И как же это письмо, адресованное совсем не к господину Костеникину, попало ему в руки?

– Этого я не знаю, – пожал плечами Соколович, – скорее всего, он купил его у кого-либо из слуг барона или у его горничной – если она молода и на парижский манер склонна к романтическим приключениям. Не знаю.

«Все-то ты знаешь. И, скорее всего, сам купил это письмо. Если не сам написал его», – подумал Карл Долгоруков и спросил:

– Не может так случиться, что письмо поддельное?

– Мне известна рука императрицы. Думаю, что это не подделка.

– И если письмо через Ростопчина попадет к великому князю…

Карл Долгоруков не продолжил фразу, давая возможность сделать это Соколовичу.

– То, по мнению юного Костеникина, великий князь за него хорошо заплатит, что, впрочем, возможно и не совсем так.

– Почему же?

– Насколько я знаю, великий князь крайне стеснен в деньгах.

– Да, я тоже слышал об этом. Говорят, он получает на год для прожития столько, сколько Потемкин иногда тратит за день, – усмехнулся Карл Долгоруков.

– А сама Екатерина за ночь… – поддержал шутливый тон Соколович.

– А если это письмо попадет не к великому князю, а к Шешковскому [106]? – вернулся к серьезному разговору Карл Долгоруков.

Имя Шешковского, начальствовавшего над Тайной экспедицией, возродившейся из отмененной второпях несостоявшимся императором Петром III страшной Тайной канцелярии, наводило ужас на жителей столицы. Оно не пугало Карла Долгорукова – его невозможно было испугать именем кого-либо из людей. И тем не менее люди, подобные Шешковскому, когда-то, не моргнув глазом, расправились с предками Карла Долгорукова, занимавшими куда более высокое положение и – казалось бы – обладавшими огромной властью, богатством и влиянием.

– Я предупреждал юношу, – ответил Соколович, – но ему нужны деньги… Это часто толкает к неосторожным шагам.

– Но, господин Соколович, я ведь не юноша, и меня ничто не принуждает впутываться в такого рода дела. Если хотите, я представлю Ростопчину вас. А вы уж сами сведете его с кем вам угодно…