Борис Деревенский - Убить Марата. Дело Марии Шарлотты Корде

Напротив этих изображений, прямо над бюро красовалась ещё одна картина – портрет полноватого мужчины в парике, в кружевах жабо и с серебряной брошью в галстуке. Сколько не вглядывалась, гостья не могла узнать, кто это такой.

Портье осторожно дотронулся до плеча путешественницы:

– Вижу, вы устали с дороги. Подождите минутку. Я позову хозяйку, матушку Гролье.

– Вы правы, я в самом деле очень утомлена, – молвила гостья. – Нельзя ли побыстрее сдать мне комнату?

В полдень вестибюль обычно пустовал. Постояльцы либо отсутствовали, гуляя по городу, либо принимали пищу, кто в ближайшем кафе, кто в своём номере. Мария слышала неясные голоса, из которых выделились два приближающихся. Это шли Луи Брюно и матушка Гролье. Ожидая «матушку», гостья думала увидеть почтенную госпожу вроде мадам Бретвиль или настоятельницы монастыря, матушки Бельзунс, но к ней вышла молодая изящная женщина, лишь немногим старше её самой, одетая модно и со вкусом.

– Добрый день! – поздоровалась с ней Мария. – В вашем проспекте сказано, что вы сдаёте меблированные апартаменты. Мне нужна комната на три дня.

– В нашу гостиницу вас привело, можно сказать, само Провидение! – воскликнула мадам Гролье, радушно улыбаясь гостье (таким каламбурным приветствием она встречала каждого нового постояльца). – Вас ожидает уютная комната с камином и полной меблировкой, с окном на улицу. И всего десять ливров за день. Замечу, что у наших соседей, в гостинице «Обереж» те же апартаменты стоят в полтора раза дороже.

– Десять ливров в ассигнатах? – переспросила Мария.

– Нет, в монетах. В ассигнатах сорок три ливра, – уточнила молодая хозяйка. – В другой гостинице с вас взяли бы все пятьдесят ливров, – там стремятся лишь ободрать гостя, – но у меня правило иное: пусть будет меньше, но зато клиент не забудет сюда дорогу. Признаюсь, есть и такие постояльцы, которые, всякий раз, приезжая в Париж, живут только в «Провидансе». Ей богу!

С этими словами матушка Гролье открыла регистрационный журнал и обмакнула гусиное перо в чернильницу.

– Как вас записать, гражданочка?

– Корде из Кана, – назвалась гостья и, немного подумав, добавила: – Департамент Кальвадос.

Она приготовилась извлечь из сумочки свой лессе-пассе, но матушка его не потребовала.

– Превосходно, дорогая моя, превосходно! – ворковала хозяйка гостиницы, протягивая ключ. – Ей богу, вы останетесь довольны. Ваша комната под номером семь на первом этаже [47] Т. е. по-нашему, на втором. Французы считают этажи, начиная со второго. Нижний этаж, обычно хозяйственный, в расчёт не принимается. Он называется rez-de-chaussée – «цокольный этаж». Таким образом в трёхэтажном доме насчитывается два этажа, в четырёхэтажном – три и т. д. .

Мария взяла ключ и кивнула на свой дорожный саквояж:

– У вас есть, кому нести мой багаж?

– Разумеется! К вашим услугам гарсон гостиницы. Эй, Франсуа! – крикнула Гролье кому-то наверх и через минуту оттуда спустился тридцатипятилетний мужчина, не совсем аккуратно выбритый, но одетый как мальчик на побегушках: в коротенькую жилетку, в узкие белые панталоны и такие же белые чулки. Огромная рыжая шевелюра его пылала на солнце будто костёр. Колоритная фигура.

– Франсуа, отнеси багаж и проводи гражданку в седьмой номер.

– И пусть тотчас же приготовит постель, – добавила Мария. – Я хочу прилечь часа на два.

Слуга проворно подхватил поклажу и почти бегом взлетел по лестнице на первый (то есть второй) этаж: силы ему было не занимать. «Чудно у них, однако, – подумала Корде, шагая следом. – “Матушка” – молодуха, “служка” – переросток».

Франсуа Фейяр (таково было имя этого мужчины) остановился в коридоре у второй по счёту двери, которая оказалась открытой. Комната за ней не отличалась излишествами: кирпичный камин, по бокам которого примостились небольшой платяной шкаф и комод с секретером; посреди комнаты стоял стол с двумя жёсткими стульями; у другой стены – деревянная кровать со старым потёртым пологом и зелёной занавеской, – вот и вся хвалёная меблировка. В комнате было достаточно темно; окно хоть и выходило на улицу, но из-за высоты домов напротив солнечный свет в него попадал крайне редко. Впрочем, Мария и не ожидала очутиться в блестящих апартаментах. Она никогда не жила в роскоши, и эта тусклая комната с камином многим походила на ту, которую она оставила в Кане, в доме кузины Бретвиль.

Пока гарсон стелил ей постель, гостья раздвинула бумажные гардины, подняла оконную раму и оглядела, насколько было возможно, улицу Вье-Огюстен.

– Всё готово, – доложил Фейяр, выпрямляясь. – Изволите ещё чего?

– Столовая у вас есть? – спросила Мария, снимая перчатки.

– Нет.

– Где же обедают постояльцы?

– Неподалёку, в гостинице «Тулуз». Гостевой стол стоит там от пятнадцати до двадцати су, и можно очень прилично пообедать. Впрочем, горячий чай и кофе мы приносим в номер.

– А где отхожее место?

– Уборная и умывальник в конце коридора на каждом этаже. Вот только ванная комната у нас одна. Она внизу, также в конце коридора. Если желаете помыться, нужно записаться на вывешенный там листок. Лучше это делать с утра.

– В гостинице много проживающих?

– Летом хватает. Сейчас многие приезжают в Париж.

– На праздник Федерации?

– На праздник? – переспросил гарсон немного озадачено. – Да, наверное, на праздник… Постойте, вы говорите о четырнадцатом июля? На Марсовом поле? Так его ж отменили!

– Как отменили? – резко повернулась к нему Мария. – Отменили праздник Федерации?!

– Вы не слышали? Об этом объявили пару дней назад.

– Почему отменили?

– Говорят, из-за федералистов. Пока не будет покончено с беспорядками в провинции, никаких торжеств.

– Вот как? Значит, Гора нервничает…

– А вы приехали на праздник? – в голосе Фейяра прозвучало сочувствие.

– Нет, я приехала по делу, – гостья вновь повернулась к окну, оглядывая шумящую внизу улицу. – Скажите, где в Париже можно найти гражданина Марата?

– Какого Марата?

– Друга народа.

– Ах, Друга наро-ода! – протянул гарсон понимающе, но тут же наморщил лоб. – Спрашиваете, где его искать? Откуда же нам, простым людям, об этом зна… Хотя, впрочем… Где же ему быть, как не в правительстве.

– В Конвенте, – уточнила Мария. – Понятно, в Собрании, где же ещё. Вижу, вы неплохо разбираетесь в политике, гражданин.

– Я-то? – улыбнулся польщённый Фейяр. – Что я, теперь все в политике. Время такое, сами знаете. Я и свидетельство имею [48] Свидетельство о благонадёжности, выдаваемое гражданам сначала наблюдательными комитетами секций, а затем особыми революционными комитетами. , и в национальные гвардейцы записан… Правда, – поправился он смущённо, – не здесь, не в Париже записан, а в Шательро [49] Шательро – город в департаменте Вьенна (провинция Пуату). . Это было ещё в девяностом году.