Эдмон Лепеллетье - Тайна Наполеона

– Ты прав. Жозефина была матерью, но вполне очевидно, что отныне ей приходится отказаться от мысли когда-либо снова стать ею. Она уже не молода, жизненные силы у нее ослаблены, а Наполеон, по всем признакам, неспособен передать другим существам свой гений. Так и придется оставить империю без наследника! Но Наполеон может вообразить, что препятствием является только возраст Жозефины. О, он уже не питает к ней любви. Правда, он еще очень хорошо к ней относится и никто не мог бы упрекнуть его в недостатке знаков внимания к той, которую он любил в молодости. Но ему легко вбить в голову, будто от молодой жены он получит сына. Люсьен, Талейран и некоторые другие рекомендуют ему развестись. Они разжигают его честолюбие, указывая на возможность жениться на какой-нибудь принцессе, дочери или родственнице одного из могущественных монархов Европы.

– Да, говорят, будто этот хромой паршивец Талей-ран, – произнес Лефевр, – этот пройдоха и ренегат, которого я не могу видеть без того, чтобы не ощущать смертельной охоты пнуть его носком пониже спины – так разит от него предательством… Так вот, говорят, будто он стряпает проект женитьбы Наполеона на сестре русского императора. Правда, настоящая война является препятствием, но победа в один прекрасный день может устранить всякие трудности.

– Императрица догадывается об этих проектах, она знает, что на ее счастье покушаются. Она ждет, что император вдруг заговорит с ней о необходимости развестись в интересах династии. И вот она нашла средство, как отвести от себя тот гибельный удар, который уже грозит ей.

– Какое же это средство? Должен признаться, что я даже не догадываюсь.

– Помнишь ли ты некую Элеонору, элегантную брюнетку с дивными глазами?

– Бывшую ученицу мадам Кампан, вышедшую замуж за мародера Жана Ревеля, выгнанного из армии и осужденного за воровство? О, я отлично помню ее! Император сошелся с нею после возвращения из-под Аустерлица. Она была разведена, а муж отбывал наказание. Но какое отношение имеет эта Элеонора к императрице?

– Очень далекое, но ужасное для Жозефины. Элеонора получила то, что не могла получить императрица: у Элеоноры родился сын!

– Так это, верно, не от императора?

– Нет, от него. Это подтверждают обстоятельства, а кроме того ребенок имеет разительное сходство со своим великим папашей!

– Черт возьми! Так уж не собираешься ли ты дать нам в императоры сына Элеоноры? – воскликнул маршал.

– Возможно. То, что не могут сделать доктора и шарлатаны, то возможно для законников. Императрица советовалась с юристами. Божественное право признает наследниками престола только принцев крови, но римское право позволяет и усыновление с этой целью. Камбасерес разъяснил мне все это, меня натаскали во всем этом перед отъездом! Теперь я сильна в вопросе об усыновлении и не уступлю в этом Порталису или Биго-Прэмено!

– Ну, и ученая же ты стала, Катрин, – сказал Лефевр, восхищаясь женой. – Так, значит, все эти римские императоры прибегали к усыновлению каждый раз, когда у них не было сыновей?

– Да! Величайшие императоры во главе с Августом – ну, вот тем самым, которого во французском театре изображает Тальма, прибегали к усыновлению. Это очень удобно: достаточно сенатского указа.

– О, сенат! – сказал Лефевр с жестом, выражавшим полное презрение к этому величественному собранию, которое ползало во прахе перед Наполеоном вплоть до того дня, когда надо было дать последний пинок ногой умирающему орлу.

– Понял ты теперь, что я собираюсь делать в императорском лагере в Финкенштейне?

– Не совсем. Договаривай!

– Ну так вот. Императрица, узнав, что Элеонора стала матерью как раз в тот момент, когда смерть сына Гортензии лишила ее возможности усыновить этого ребенка, хочет предложить императору признать приемным сыном и наследником сына Элеоноры. Сама она готова стать матерью этому ребенку. Народ и армия, привыкшие всем восхищаться и соглашаться со всем, чего хочет Наполеон, разразятся криками радости. Этот ребенок по рождению незаконнорожденный, но у него в жилах течет кровь Наполеона, так что его во всяком случае предпочтут Жозефу или Людовику Бонапарту. К братьям императора Франция никогда не будет питать особенно теплые чувства; она знает, что они представляют собой, а именно – пустых тщеславных болванов, а может быть, даже и подлецов, которые готовы будут изменить при первом удобном случае брату, чтобы сохранить короны, полученные ими от него же. Но ребенок, воспитанный во дворце, между императором и императрицей, окруженный всеобщим вниманием в качестве истинного принца крови, не возбудит ни в ком мысли о сопротивлении. Вот, Лефевр, что я собиралась предложить императору от имени и с согласия императрицы. Теперь-то ты понял наконец?

Лефевр погрузился в глубокую задумчивость. Он соображал туго, но мыслил честно и правильно. Здравый смысл руководил им во всех обстоятельствах жизни.

Проект Жозефины показался ему почти неприемлемым для императора, и он не стал скрывать опасений за исход миссии Екатерины.

– Но тебе дано поручение, и ты должна довести его до конца! – закончил он с твердостью солдата, неспособного отступить, раз ему дан приказ двигаться вперед.

Послышался грохот барабанов, которым аккомпанировали звуки труб.

– А, вот и суп, – сказал маршал. – Знаешь ли, здесь я привык есть одновременно с солдатами и почти то же самое, что и они. Но сегодня ради твоего приезда я прикажу повару прибавить еще одно блюдо. Ведь мы пообедаем наедине? Да? Ты хочешь?

– О да, как когда-то на Ла-Рапэ, где давали такое вкусное белое вино! Помнить?

– Как не помнить! У меня до сих пор мое небо чувствует его! Нет здесь такого вина, не умеют его делать в Германии! Я угощу тебя венгерским, которое послал архиепископ бамбергский моему духовнику для богослужения. Ты знаешь, женушка, у меня теперь имеется духовник!

– У тебя? Что за комедия! – сказала Сан-Жень, расхохотавшись во все горло. – Да ведь ты и «Отче Наш» не сумеешь прочитать!

– Я постарался вспомнить. Император обращает на это большое внимание, в Польше все очень набожны, ну и приходится много пить, потому что здешние дворяне это любят.

– А скажи-ка, Лефевр, ты не наберешься дурных привычек в этой отвратительной дыре?

– Дыре? О, Катрин! Эта дыра еще не пробита. Мои черти-инженеры собираются пробить ее для меня. Уж будь спокойна! Как только я увижу эту дьявольскую дыру, так сейчас же брошусь на Данциг: здесь-то я уже не засижусь, нет!

Пришли лакей и два денщика маршала, чтобы расставить обеденный стол.

Екатерина освободилась от шубы и, усевшись в углу па походный стул, обратилась к лакею со следующими словами:

– Смотри, паренек, не забудь подать архиепископского винца. Мы с маршалом собираемся сегодня немножечко клюкнуть! – И она закончила это приказание выразительным похлопыванием по бокам, что всегда служило у нее выражением хорошего расположения духа.