Эдмон Лепеллетье - Тайна Наполеона

– Как же вы можете считать Анрио австрийским подданным?

– Разве он не мой сын? Он должен принадлежать к национальности своего отца, это общее правило. Но вам необходимо немедленно удалиться, иначе я не отвечаю за вашу безопасность!

Екатерина не ответила ни слова, не решаясь высказать возражение, которое остановило бы графа в его намерении. Она не могла больше оставаться в городе – это могло повредить, быть может, Анрио.

– Ступайте, – сказала она решительно, – и да поможет вам Бог вернуть нам Анрио.

Снабженная пропуском от австрийского консульства, Екатерина вышла из города вместе с верным ла Виолеттом, не возбуждая никаких подозрений. Она вернулась в лагерь, удрученная мыслью о том, что Анрио станет австрийским солдатом.

– Согласится ли он на это? – спросила она, рассказывая мужу все, что произошло при свидании с Нейппергом.

Лефевр задумался на минуту, затем порывисто воскликнул:

– Ну, что ж! Тем хуже! Пусть инженеры делают, что хотят, пусть жалуются императору, если им угодно, а я скомандую приступ! – И он вышел из палатки, сказав Екатерине: – Успокойся, нашего Анрио не расстреляют! У меня есть Удино со своими солдатами, я пойду во главе их и, клянусь всем святым, сегодня же вечером я возьму Данциг!

В то время как Лефевр готовился к штурму, граф Нейпперг спешил во дворец, где помещалась главная квартира маршала Калькрейта. Он по секрету объяснил маршалу тайную связь, существующую между ним и майором Анрио, выросшим в рядах французской армии, но оставшимся по рождению подданным австрийского императора, и потребовал, чтобы пленник тотчас же был выдан ему.

Россия и Пруссия тщательно поддерживали хорошие отношения с Австрией; хотя последняя и устранилась от коалиции, однако могла во всякий момент снова поднять оружие против Наполеона. Присутствие графа Нейпперга в Данциге имело важное дипломатическое значение. Его вмешательство могло спасти город от ужасов штурма, а дворец австрийского генерального консульства являлся нейтральной почвой, на которой должна была обсуждаться и подписываться капитуляция в случае, если бы французы взяли последние укрепления. Поэтому Калькрейт уступил доводам Нейпперга и отдал распоряжение о том, чтобы французский пленник был отведен под конвоем в австрийское консульство, где он и должен был находиться в полном распоряжении властей, которые тем временем должны были обсудить заявление консула.

Встреча Анрио с Алисой была радостна и трогательна: оба, забыв об испытанных опасностях, предались радужным планам о будущем, надеждам на счастье. Они уже чувствовали себя вне всякой опасности и надеялись на то, что по окончании осады они женятся с разрешения маршала Лефевра и все, перенесенное в Данциге, будет представляться им в воспоминаниях только дурным сном.

Граф Нейпперг, предоставив Анрио и Алисе некоторое время для радостных излияний, прислал затем просить Анрио зайти до ужина к нему в кабинет. Анрио отправился на этот зов в самом благодушном настроении, уверенный, что дело идет о том, чтобы дать ему пропуск и проводить его до французского лагеря.

Нейпперг серьезно принялся расспрашивать молодого человека о его происхождении и о подробностях его детства. Анрио откровенно и просто рассказал ему о своих первых годах, проведенных в лагере. Это было настоящее дитя бивуаков. Он смутно помнил Версаль, где играл около лавочки зеленщицы Гош; его жизнь начиналась только среди отрядов добровольцев, Самбр-э-Мёз, где он стал сыном полка.

Анрио с глубоким волнением рассказывал о первых впечатлениях своей жизни в качестве воспитанника бригады, припоминал свою юность, когда он просыпался от звуков барабана, воспитывался и закалялся среди утомительных переходов, атак и блестящих побед.

Нейпперг осторожно спросил его о родителях. На это Анрио ответил, что никогда не знал их, что всю его семью составляли маршал Лефевр и его жена.

Тогда консул сказал голосом, прерываемым волнением:

– Но ваши настоящие родители существуют, мой молодой друг, и вы, может быть, очень скоро и очень близко увидите их.

Анрио сделал движение, выражавшее удивление, но вместе с тем и равнодушие.

– Извините меня, – твердо сказал он, – но как же мое сердце может рваться к родителям, которые покинули меня и никогда не заботились обо мне в детстве, которых я никогда не стремился увидеть и которые никогда не осведомлялись обо мне? Какие чувства любви и нежности могу я чувствовать к тем, кто никогда не обнаруживал их ко мне?

– Нельзя так обвинять. Обстоятельства – быть может, более сильные, чем какая бы то ни было воля, – помешали вашим родителям заняться вами, дать вам узнать себя. Они считали вас умершим, и их сердца долго страдали от этой потери. Теперь их слезы будут осушены, радость зажжется в их глазах, которые так долго были затуманены горем. Анрио, разве вы не хотите обнять свою мать?

Молодой человек находился в крайнем волнении. Имя матери, которое до сих пор он только из благодарности давал доброй жене Лефевра, он мог теперь дать той, которая носила его под сердцем?! Теперь он мог назвать своих родителей, перестав быть детищем случая, подобранным из милосердия, выращенным, воспитанным, ставшим человеком благодаря доброте солдата и маркитантки? В присутствии женщины, которая называла себя его матерью, он не мог оставаться равнодушным, каким был до сих пор в разговоре с консулом; его душа размягчалась от нового, неизвестного до сих пор, теплого чувства любви и благоговения, и он с невольной дрожью в голосе спросил:

– Когда же я увижу мою мать?

– Сейчас! – ответил обрадованный консул и, распахнув дверь в салон, где сидели Алиса и графиня, сказал жене: – Бланш, моя дорогая Бланш, обними своего сына!

Он быстро рассказал ей то, что сообщила ему Екатерина Лефевр. Графиня бросилась к молодому человеку и прижала его к своей груди.

После первых минут восторга и умиления Анрио спросил с внезапным смущением, обращаясь к Нейппергу, который ждал, взволнованный, с глазами, полными слез:

– Значит… вы – мой отец?

Вместо ответа Нейпперг раскрыл свои объятия. Анрио колебался одно мгновение, но затем, победив смущение, к которому примешивалось инстинктивное недоверие, обнял отца.

– Наконец наш сын спасен! – сказала графиня. – Дорогая Алиса, я надеюсь, что теперь не встретится никаких препятствий к союзу, которого вы так желаете. Граф и я не помешаем вашим планам!

Алиса с благодарностью взглянула на графиню и, чтобы скрыть свое смущение, бросилась к ней на шею со словами:

– О, как вы добры!

Нейпперг обратился к Анрио:

– Мы оставим на минутку графиню и Алису; нам необходимо вместе отправиться к губернатору. Я хочу, мой дорогой сын, представить тебя официально маршалу Калькрейту и выяснить твое положение.