Эдмон Лепеллетье - Капитан Наполеон

Тем не менее Марсель твердо решил быть настороже и следить за деревенским нотариусом.

Опасения, всплывшие у него, не были лишены некоторого основания. Ле Гоэц все чаще захаживал на мельницу. Он вторично предупредил отца Марселя, что срок аренды истекает в самое ближайшее время и что мельник не может рассчитывать ни на какое возобновление договора. На основании доверенности, выданной ему графом де Сюржэром, он предпишет мельнику очистить арендуемые земли и не потерпит никаких отсрочек в этом. В то же время нотариус предупредил отца Марселя, что если тот пошлет сына в Ренн и заставит его отказаться от всяких надежд на брак с Ренэ, то он согласится на продление срока аренды.

Мельник находился в сильном замешательстве: сын настаивал на своих намерениях и клялся, что все-таки женится на Ренэ, несмотря на Бертрана ле Гоэца; со своей стороны, и молодая девушка ответила категорическим отказом на все увещевания влюбленного нотариуса.

Тогда Бертран ле Гоэц решил силой разлучить молодых людей.

Вся Франция бралась за оружие, со всех сторон в муниципалитеты стекались добровольцы, требовавшие ружей и пик, желая умереть за родину. Нотариус в качестве председателя коммуны созвал в одно из воскресных утр всех местных молодых людей и обратился к ним с пламенным воззванием: надо было отправиться в Рен, чтобы пополнить состав батальона от Иль-э-Вилен. Тут же многие высказали желание стать под ружье, записались волонтерами и на следующий день выехали к месту сбора. Тогда Бертран ле Гоэц стал повсюду кричать о дурном примере и подлости тех, которые, будучи молодыми, сильными, способными носить ружье, старались увернуться от чести защищать родину, предпочитая нежиться в обществе стариков и девушек.

Это было явно направлено против Марселя. Поэтому, понимая, какую выгоду для себя может извлечь ле Гоэц из подобного положения дела, Марсель отправился к лесничему и застал ла Бризэ за чисткой ружья, которое он смазывал салом, насвистывая охотничью песенку.

Ренэ что-то шила около жены лесничего и удивленно вскрикнула, когда увидела Марселя, решив, что, очевидно, случилось какое-то несчастье. Она взглядом обратилась к нему, прося сказать, в чем дело.

– Дедушка ла Бризэ, – сказал молодой человек взволнованным голосом, – я пришел проститься с вами и Ренэ… Я уезжаю…

– Боже мой, – вскрикнула девушка, хватаясь рукой за сердце. – Почему же вы покидаете нас, Марсель? Неужели этот злой ле Гоэц все-таки хочет отнять землю у вашего отца?

– Я должен уехать не только из-за этого…

– А куда ты отправляешься? – спокойно спросил Бризэ, продолжая натирать ружейный замок.

– Не знаю… Перед всей деревней меня упрекнули в подлой трусости… Но я вовсе не из трусости не берусь за ружье; правда, я смотрю на войну как на страшный бич человечества, а люди, которые дают вести себя в сражение, словно бараны на бойню, по-моему, просто сумасшедшие, как это ясно доказал Жан-Жак Руссо, мой учитель! Ну, к чему они жертвуют собою во имя интересов, которые ни сколько не касаются их? Одна только война может быть справедливой – это та, когда рабы стремятся разрубить свои оковы, война свободы против тирании, и даже сам Жан-Жак Руссо одобрил этот род войны!

– Так ты, значит, попал в рекрутчину? – спросил ла Бризэ. – Но это хорошо, очень хорошо… ты поступил так же, как и все… Ты бравый парень! Ступай и перебей побольше этих разбойников-пруссаков… Жалко только, что ты никогда еще не стрелял из ружья! Ты не похож на Ренэ… Вот из нее вышел бы славный солдат! Ну, да со временем научишься! Только не вешай носа, Марсель!

Ренэ вскочила, близкая к обмороку, смертельно бледная.

– Я уезжаю отсюда, – со все возрастающим волнением продолжал Марсель, – потому что не могу больше жить посреди вечных угроз и оскорблений… Дедушка ла Бризэ, я с отцом и матерью отправляюсь в Америку…

– Как? – воскликнул лесничий, изумленный до того, что даже ружье выпало у него из рук. – Значит, ты отправляешься вовсе не в армию? Да что тебе делать в Америке то, Господи!

– Я хотел бы, – продолжал молодой человек с приливом энергии, – чтобы вы позволили мне взять с собой как жену вашу дочь Ренэ. Там мы создадим семью, там мы будем счастливы под вековыми деревьями девственных лесов.

Ренэ бросилась к ла Бризэ, говоря ему:

– Папа! Папа! Поедем с нами в эту Америку, которой я не знаю, но которая должна быть очень хорошей, раз Марсель говорит, что там хорошо жить.

Лесничий взволнованно встал и посмотрел на жену, которая, казалось, ничего не слыхала, так как спокойно продолжала водить взад и вперед иголкой.

– Вот так штука! Увезти Ренэ в Америку! Жениться на ней! Ну, а ты что скажешь на это, старуха?

Старушка ла Бризэ перестала шить и, подняв голову, сказала язвительным тоном:

– Скажу, что все это – одни глупости, только и всего! Пора кончать с этим. Ну-ка, расскажи всю правду этим воркующим голубкам! Они не знают, что они неровня друг другу. Так объясни им это!

Тогда ла Бризэ открыл Ренэ, что она дочь графа де Сюржэр и не может стать женой мельника.

Ренэ, пораженная и опечаленная, проклинала знатность своего происхождения, ставшую преградой между ними. Но она подумала, что раз, как говорил ла Бризэ, ее отец уехал, бросив ее на попечение приемных родителей, то он в силу этого потерял всякие права на нее и не мог помешать отдаться любимому человеку. В силу незаконности рождения она оказывалась вне светских условий, так почему же ей не порвать с ними окончательно?

Повсюду носились идеи революции, и в самых спокойных умах, даже в душе такой молодой девушки, как Ренэ, она посеяла зародыши независимости и свободы.

Со своей стороны и Марсель погрузился в раздумье. Происхождение Ренэ переворачивало вверх дном все его проекты и сбивало его с толку. Само по себе благородство этого происхождения не казалось ему препятствием – революция стерла все привилегии и объявила всех людей равными. Но Ренэ была богатой. Она уже не могла следовать за сыном разорившегося мельника: то, что на самом деле было только любовью и пылом юности, впоследствии могло бы показаться преступным расчетом с его стороны, чем-то вроде подлого обольщения. Нет! Он не смел принять жертву, на которую была готова Ренэ… Он уедет, заставит себя забыть ее, постарается найти вне пределов Франции если не счастье, то по крайней мере забвение, отдых, он один уедет в Америку.

Его решение было быстро принято: он сейчас же отправится объявить о том, что собирается эмигрировать, воздвигнуть расстоянием преграду между собой и объектом своей любви.

Вдруг в дверь постучали. Ла Бризэ пошла отворить.

Появился Бертран ле Гоэц. Он был опоясан шарфом; его сопровождали двое окружных комиссаров в треуголках с трехцветными перьями и значками муниципальных делегатов.