Сергей Сержпинский - Дворяне. Книга 3

«Что за сюрприз? – ломала она голову, – может, что-то не приличное? Ну, я тоже сделаю ему сюрприз, возьму с собой детей». И вот, наступило воскресение.

Серёже она ничего про свидание не говорила. Думала, что может не пойдёт, если все неотложные домашние дела сделать не успеет. Но всё успела. Сказала свекрови, что возьмёт с собой детей на рынок, надо посмотреть, что там продают. Серёжа колол дрова возле сарая, и не видел, как она ушла.

Сашу с Вовой она посадила в санки, а Коля ей помогал их везти. Снег таял, и деревянные санки во многих местах скользили плохо, особенно там, где валялись клочки сена и всякий мусор.

Гостиница находилась на рыночной площади. Там совсем было тяжело тащить санки, потому что толпы людей смешали ногами снег с грязью.

– Дети, слезайте с санок, пойдёмте ножками, – стала она снимать с санок Сашу и Вову. – Вы уже большие, двадцать шестого апреля вам уже будет два года.

Возле дверей гостиницы Соня увидела, среди людей, Вячеслава Никифоровича, в его шляпе и в пальто с каракулевым воротником. Он не сразу заметил её, а смотрел куда-то мимо, видимо не ожидал, что она придёт с детьми.

От неожиданности, не здороваясь, он спросил:

– Это ваши дети?

– Конечно, мои, – ответила она.

Зубеев сначала смутился, а затем с расстроенным видом предложил:

– Тогда уж пойдёмте все вместе ко мне в номер есть мороженое. Это и будет мой сюрприз.

Соня была удивлена – откуда у него мороженое, и он объяснил, что звонил по телефону дочери, чтобы она привезла ему мороженицу в Данилов.

В семье Сержпинских не всегда была полная гармония, мир и согласие. Иногда случались ссоры между супругами. Тот случай, когда Соня обедала в ресторане с ревизором, не остался без внимания. Примерно через полгода, Константин Фураев, при встрече, рассказал Сергею об этом, да ещё приукрасил. У Сергея вдруг возникли подозрения, что, возможно, ему жена изменила с ревизором. Придя домой, он высказал ей все свои подозрения в присутствии матери и детей. Он припомнил так же и ухаживания за ней заведующего райфо Мишина. Говорил он спокойно, не кричал, но с не скрываемой обидой.

Однако мать заступилась за сноху:

– Нельзя слушать всякие сплетни, – говорила она, – иначе мирной жизни у вас не будет. Соня сразу рассказала мне о проблеме с ревизором, и я ей верю. А то, что она сразу тебе не рассказала, так это я ей так посоветовала, думала, что тебя не обязательно посвящать в эти дела.

После слов матери Сергей успокоился и больше не возвращался к этому разговору. Мудрая Евпраксия старалась внушать своим молодым, как правильно вести себя в семье. Во-первых, не ссориться при детях, это пагубно повлияет на их нервную систему, а во-вторых, не устраивать ссоры при ней, потому что у пожилых людей нервы изношены, и старики принимают всё близко к сердцу. Она говорила:

– Вот вы поругались при мне, а потом ночью легли спать и помирились. А мне всю ночь не уснуть, буду переживать из-за вас.

* * *

Первого декабря 1934 года, Евпраксии Павловне исполнилось пятьдесят пять лет. Вечером, состоялся семейный праздник, хотя был рабочий день. Придя с работы, вся семья расположилась на кухне за столом. Здесь были холодные закуски и две глубокие тарелки: одна с горячей картошкой, а другая с жареным мясом. Всё это приготовил Глеб, приехавший с утра из Ярославля. Он с детства любил готовить. Кроме закусок на столе было шампанское, которое он привёз с собой. Про Павла он сообщил, что его не отпустили с работы.

На кухне работало радио, и начинали передавать новости.

– Тише, дети, дайте новости послушать, – просил Сергей Колю, Вову и Сашу, которые шумели и мешали взрослым слушать радио. Несколько дней назад в квартиру к Сержпинским провели провода для радио от городского радиоузла. Сразу же им, как и всем жильцам дома, выдали динамик, в виде круглой, чёрной тарелки и повесили на стену в кухне. Это было большое событие, и все члены семьи, в том числе и дети, с интересом его слушали. Радио работало с шести часов утра и до двенадцати ночи. Весь день из динамика слышалась музыка, и дикторы передавали новости.

– Тише, – снова сказал Сергей уже сердитым тоном.

Звук из динамика был не громкий и, нельзя было его прибавить.

Диктор сообщил: «Сегодня утром был убит Сергей Миронович Киров – член политбюро ЦК ВКП (б). На многих заводах страны прошли митинги рабочих осуждающих это убийство и требующих начать террор против врагов народа. Центральный исполнительный комитет СССР принял постановление «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик» следующего содержания: «Внести изменения в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик по расследованию и рассмотрению дел о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти:

1. Следствие по этим делам заканчивать в срок не более десяти дней;

2. Обвинительное заключение вручать обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела в суде;

3. Дела слушать без участия сторон;

4. Кассационного обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании, не допускать;

5. Приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесении приговора.

Постановление ЦИК и СНК СССР 1 декабря 1934 г, подписано председателем ЦИК Михаилом Ивановичем Калининым». Когда новости закончились, то зазвучала траурная мелодия. Лица, у сидящих людей за столом, стали серьёзными, радостное настроение исчезло. По радио ничего не сообщили, кто же убил Кирова. Минуту размышления прервала Евпраксия Павловна:

– Убийцу, безусловно, найдут, – сказала она. – Теперь опять во всём будет виновата интеллигенция. Я бы не смогла убить человека, даже такого, как Киров. Я преклоняюсь перед тем героем, который убил Кирова, и перед госпожой Каплан, которая стреляла в Ленина. Какое мужество надо иметь, чтобы пойти на это.

– Что ты, мама, говоришь, – возмутился Глеб, – ты разве против Советской власти?

– Я не против власти народа, я против кучки большевиков, захвативших власть в государстве. Вы помните Геннадия Ивановича Свешникова? Так вот, я вам не рассказывала: он тоже убил в Данилове одного большевика. Фамилию я того большевика не помню. Геннадий Иванович был мужественным человеком, и теперь я вижу, что он был сто раз прав.

– В чём он был прав?

– В том, что наше сословие интеллигенции, теперь изгои и враги народа. Вам, дети мои, надо теперь жить тихо и нигде лишнего не говорить. Опять, как и в восемнадцатом году начнут бесчинствовать чекисты.

После её слов Сергей, чтобы сменить тему разговора, открыл бутылку шампанского и, стараясь сделать улыбку, произнёс тост: