Константин Петришин - Битва за ясли господни

Николай I впервые за всё время разговора с фельдмаршалом князем Паскевичем скупо улыбнулся.

– Вас, Иван Федорович, послушаешь – и горевать не надо, – произнес он. – А, впрочем, вы правы. Но я хотел бы еще встретиться с князем Горчаковым и поговорить с ним. Что вы мне скажете, если я назначу его Главнокомандующим войсками в Дунайских княжествах?

Князь Паскевич слегка пожал плечами.

– Я полагаю лучшей кандидатуры на эту должность вам не найти, ваше величество, – ответил он.

Государь снова улыбнулся, но уже с каким-то внутренним облегчением.

– И не жаль вам будет его отпускать? – снова спросил он.

– Жаль, ваше величество, но что поделаешь, – признался князь Паскевич. – Война не невеста, тут выбора не бывает, – вздохнул и продолжил: – Ваше величество, я не хотел вас огорчать, однако и не сказать этого не могу. Среди польских министров и депутатов снова пошли настойчивые разговоры о присоединении к Польше Литвы. Надо что-то делать…

Николай I слегка побледнел, и в его глазах появились недобрые огоньки.

– Эта абсурдовая мысль, мне кажется, превратилась у них в болезнь вредную и опасную, – ответил он и добавил: – Пока я на престоле, никаким образом не допущу, чтобы мысли о присоединении Литвы к Польше могли быть поощрены кем-нибудь. Более того, такие мысли могут повлечь за собой для Российской империи самые нежелательные последствия. Если кто-то этого не понимает по слабости ума своего или еще хуже понимает, но будет стараться осуществить их, пусть знает – он заклятый враг России и мой тоже!

Слова государя были резкие и гневные, но Николай I произнес их ровным голосом, в котором старый фельдмаршал князь Паскевич уловил не раздражение, а уверенность в своей правоте.

Князь Паскевич хорошо знал своего государя, его неудержимый темперамент и резкую прямоту и, не дай бог, было довести его до гнева. Однако в эту минуту перед ним сидел другой человек с бледным усталым лицом и только глаза по-прежнему светились спокойной решительностью.

«Слава богу, – мысленно перекрестился Паскевич. – Значит, ещё есть порох в пороховницах…»

Задерживаться в Варшаве государь не стал. На второй день в присутствии Паскевича, Меньшикова, Долгорукова и Титова он около получаса говорил с князем Горчаковым, однако о назначении его Главкомом экспедиционного корпуса не обмолвился и словом, и выехал из польской столицы. Ночевал в Пулявах, где любил останавливаться в свое время император Александр.

Поутру, отказав в приеме нескольким польским шляхтичам только потому, что они были одеты во фраки, которые Николай I терпеть не мог, отправился в дорогу. Он торопился вернуться в Петербург. Фельдмаршал князь Паскевич, не подозревая того, разжег в нем с новой силой желание, притупленное в последнее время болезнью, принудить турок считаться с его волей.

За трое суток, которые Николай I провел в дороге, он многое передумал. И всё чаще на ум приходил один и тот же вопрос: «С какого времени у него началось противостояние с Европой? Не с того ли дня, когда ему пришлось вмешаться в греко-турецкий конфликт и оказать помощь православной Греции… Первой тогда возмутилась Австрия. Меттерник открыто осудил Россию, чем вызвал в душе Николая I горечь и обиду. Однако по-другому Николай I поступить не мог. Англичане уже стояли на пороге Балканских стран, готовые взять их под свое покровительство.

Пожалуй, с этого времени старая Европа со страхом стала следить за каждым не только его шагом, но и жестом.

– Ну что же… Если России будет суждено одной стать на защиту православной веры, она станет. И, если случиться войне, видит бог, это произойдет не по моей вине, – решил Николай I, и как-то сразу стало у него спокойнее на душе.

4

…7 июня Николай I по дороге в Петербург заехал в Павловск, чтобы принять парад войск, затем направился в Красное Село, где находилась в это время императрица Александра Федоровна с гостившими у неё дочерями Марией, по замужеству герцогиней Лейхтенберской, и Ольгой, королевой Вюртемберской.

Узнав о приезде дочерей, Николай Павлович решил отложить все свои дела и побыть несколько дней с ними.

Однако на следующее утро в Красное Село прибыл граф Титов и доложил, что из Константинополя пришло известие о появлении англо-французских кораблей в Босфоре, стоящих до этого в заливе Бешик.

– …Ваше величество, это прямое нарушение договора 1833 года! И Лондон, и Париж идут на это намеренно, – заключил граф Титов. – Что нам делать?

Николай I с некоторым удивлением посмотрел на графа Титова.

– Это я у вас хотел спросить, что нам делать? – ответил ему Николай I. – Но, если вы не знаете, я скажу. Ждать, что они предпримут дальше. По крайней мере, они уже дали мне повод для ввода наших войск в Дунайские княжества, как ответную меру. Передайте канцлеру графу Нессельроде, пусть немедля подготовит Указ о назначении князя Горчакова Главнокомандующим экспедиционными войсками. Место своего пребывания он выберет сам.

…Во время вечерней прогулки Николай Павлович поделился последней новостью с императрицей.

Выслушав его, Александра Федоровна неожиданно сказала:

– И нужен тебе этот Константинополь. Сам видишь, еще ничего не произошло, а пол-Европы уже против тебя. Они костьми лягут, но не дадут тебе воспользоваться плодами твоего успеха, – продолжила она, взяв Николая Павловича под руку.

– Ты предлагаешь мне ограничиться занятием Дунайских княжеств?

Пожалуй, впервые за все годы их совместной жизни Николай Павлович просил у нее совета.

– Возможно, мой сударь, – ответила она и продолжила: – Отказавшись от Константинополя, ты не подвергнешь свою армию многим испытаниям и потерям. Не поссоришься окончательно с Европой и не остановишь торговлю тех стран, которые ведут ее через Черное море, – и вдруг сменила тему разговора. – Ты помнишь, как в сентябре 1837 года мы с тобой на пароходе под поэтическим названием «Северная звезда» из Крыма плыли в Геленджик, а оттуда поехали в Тифлис. Боже мой!.. Как я тогда не умерла от такого путешествия!?

– Зато, сударыня, вы запомнили это путешествие на всю жизнь, – ответил Николай Павлович, все еще не догадываясь, почему супруга заговорила вдруг об их поездке на Кавказ.

А Александра Федоровна продолжила:

– Да, да! Особенно, когда ты приказал сорвать эполеты с полковника князя Дадионова, несмотря на то, что он был зятем твоего наместника барона Розена. Тогда даже у меня екнуло под сердцем. Наверное, от страха. Но ты был прекрасен в своем гневе… – и Александра Федоровна с тихим восхищением посмотрела на супруга.

– Когда князь превращается в подрядчика и в угоду своих личных дел использует служивый народ вместо того, чтобы учить военному делу, гнев мой был естественный, – ответил Николай Павлович. – И я за собой греха не чувствую, – Николай Павлович умолк и выжидательно посмотрел на Александру Федоровну. – Я надеюсь, ты напомнила мне о поездке в Тифлис не ради того случая? – полюбопытствовал он.