Анатолий Лабунский - Смерч

Оба предстали перед сенаторами как перед судьями.

– Вельмишановный сенат. Панове… я – сотник реестрового Чигиринского казачьего полка Войска Запорожского, многие годы воевал под знамёнами Речи Посполитой. Вот эту саблю я получил из рук короля Владислава IV. До сего дня я мирно проживал в своей усадьбе на хуторе Суботов. – Богдан старался говорить громко и спокойно. Свою речь он, вероятно, не раз повторял по пути в Варшаву. – Но невесть откуда появился разрушитель спокойной жизни моей, Даниэль Чаплинский, литовский пьяница и зайда [4] Зайда ( укр .) – пришелец. , злодей и грабитель…

Богдану было трудно говорить, обида перехватывала горло, но, укротив эмоции, казак подробно изложил свои претензии. В списке обид Елена занимала особое место. Назвав её своей женой, Богдан потребовал обязать Чаплинского восстановить разорённую усадьбу и вернуть уведённую девушку.

Слушая обиженного сотника, сенаторы о чём-то перешептывались, а чигиринский подстароста то иронично ухмылялся, то, почёсываясь, зевал, всем своим видом показывая, как ему скучно. К слушаньям в сенате Даниэль был подготовлен, ибо в подковёрных чиновничьих баталиях был так же силён, как Богдан в военных.

– Достопочтенный сенат, панове. Мне трудно понять, чем руководствовался сотник Хмельницкий, когда решил опорочить моё имя в высоком сенате. Я даже не собираюсь оправдываться перед этим безродным казаком, который почему-то называет хутор Суботов своей собственностью. Никаких бумаг, подтверждающих, что Хмельницкий владеет каким-то майном [5] Майно ( укр .) – имущество. в природе не существует. Если на том хуторе стоит его хатка, это не значит, что он ему принадлежит.

– Хатка?! – Богдан задохнулся.

– Ну, ладно, большая хатка… Стоит ли об этом говорить? Документов всё равно нет. А в отношении потерявшей родителей девушки… Да, да, панове, девушка – круглая сирота. Сотник Хмельницкий держал её у себя силой. Поверьте, что ей там было не сладко, потому она так поспешно и с большой охотой ушла от него. Может, Хмельницкого успокоит тот факт, что, поскольку девушка пришлась мне по сердцу, я женился на ней. Да, пан сотник, уже месяц как мы обвенчались, и сейчас никто не принудит меня отказаться от неё. В то же время смею заверить высокий сенат, что Елена сама ни за что не согласится вернуться к Хмельницкому.

Сенаторам ситуация показалась почему-то комичной. Улыбаясь и посмеиваясь, знатные поляки стали потешаться над незадачливым казаком.

– Стоит ли, пан сотник, жалеть о такой сговорчивой особе? Да что, на ней свет клином сошёлся? Поищи другую, такой завидный жених, да с такой прославленной саблей любой паненке пригодится. А эта пусть останется с тем, кто ей так понравился.

Богдан был растоптан… Куда бы он ни обращался за справедливостью, всюду получал отказ.

Последней инстанцией, выше которой был только Бог, оставался король Владислав IV, обязанный Богдану жизнью, однако и он не смог оценить всей горечи пережитой обиды.

– Дайте кто-нибудь ему саблю, а то шляхтичем себя называет, а сам из-за такой мелочи меня от дел государственных отвлекает… – Король не мог предвидеть, к чему приведёт брошенная им фраза.

По возвращении из Варшавы Богдан узнал, что слуги Даниэля поймали на рынке его десятилетнего сына Остапа и зверски избили. Помочь сыну сотник уже не смог, и мальчик через некоторое время скончался. Это было неприкрытое преследование. Обложили…

Однажды назначившая ему тайную встречу Елена сообщила, что Чаплинский уже наметил лжесвидетеля, который должен обвинить Хмельницкого в подготовке казачьего бунта против поляков, и порекомендовала ему поскорее покинуть Суботов. Другого выхода не было.

Единственным местом, которое миновал разбойничий налёт Чаплинского, была большая пасека в дубраве под Чигирином. Богдан мог прожить здесь несколько дней, не опасаясь быть схваченным. Разграбленный хутор сотник покинул сразу после встречи с Еленой.

Через неделю в дубраве стало непривычно людно.

– Нет, хлопцы! Трусливо бежать в одиночку, как нашкодивший кот, я не могу. Не по-казацки это. Уходя из Суботова – я ухожу на войну…

У костра, на сёдлах, снятых со своих лошадей, сидели примчавшиеся на зов Хмельницкого его ближайшие соратники.

По праву руку от Богдана сидел Максим Кривонос – казачий полковник, которого Хмельницкий за высокие воинские качества считал верным и храбрым боевым товарищем, одним из своих ближайших сподвижников.

Слева от сотника, положив на колени саблю в ножнах, сидел казацкий рыцарь, кальницкий полковник Иван Богун – отважный воин, мастер боёв в полевых условиях.

Супротив Богдана, попыхивая трубкой, расположились полтавский полковник Мартын Пушкарь, прошедший не одно сражение плечом к плечу со своим суботовским другом, и лихой воин, неутомимый рубака хорунжий Матвей Борохович.

– На войну с ляхами! – повторил Богдан и стукнул кулаком по перевёрнутому старому пчелиному улью, на котором сидел. – Не надо думать, что это обида ограбленного и униженного человека. Всё, что со мной произошло, убедило меня в том, что я не хозяин на своей земле, вы не хозяева, и никто… Никто! И холоп, и помещик, и казак – все мы для них черви… А то и хуже – навоз…

Что бы ни говорил об ограбленных и униженных чигиринский сотник, но было видно, что сейчас, в эту минуту, значительно сильней жгла его сердце личная обида.

– И что это будет за война? – Кривонос поправил под собою седло. – И где она у тебя будет? И какими силами?

Богдан внимательно посмотрел на Максима, словно на секунду усомнился в преданности соратника.

– Война не моя. Она наша общая, – Хмельницкий обвел глазами потупивших очи сподвижников. – Я не мёдом угощать вас позвал на пасеку. Надо поднимать казаков. Пойдем на Низ. За Пороги.

– Богдан, сегодня Сечь уже не та. Запорожская Сечь умерла десять лет назад.

– Да, Иван, я не вчера родился и знаю, что на Малой Хортице и на Никитском Рогу стоят реестровые казаки. Но настоящий казак казаком до смерти останется. Никто из казака не сделает ляха. Я сам служил с Сагайдачным в коронном войске у короля Владислава… И что, перестал быть казаком? Если я учился в иезуитском колледже, я что, стал католиком? Нет, хлопцы, православный крестик с моей груди можно снять только вместе с головой!

– Богдан, то, что ты щирый [6] Щирый ( укр .) – искренний. казак, нам хорошо ведомо, – Богун вынул из ножен саблю, в задумчивости поправил ею угли в костре и, тяжело вздохнув, вложил её обратно. – Только вот я не очень понимаю, ты что, хочешь нас повести на реестровое войско? Значит, казаки будут рубать казаков? Ведь и на Хортице, и на Никитском Рогу серьёзные укрепления. Про крепость Кодак я вообще не говорю. А где нам столько силы взять?