Евгений Федоров - Ермак. Том II

– Мы с тобой лучше звездочетов знаем свое будущее. Надо слать гонцов по улусам и сзывать воинов. Этот русский пришелец силен и лукав…

С каждым шагом берега становились оживленнее. Конные татары, не скрываясь, скакали по берегу рядом со стругами.

– Аман-ба, русский смерть ищет! – задираясь и сверкая острыми зубами, кричали наездники.

– Э-гей, она у тебя за плечами, гляди! – звонко отзывался Иванко Кольцо, стоя на носу ладьи. – А у меня она э-вон где! – взмахнув клинком, показывал он. – Враз благословлю!

– Эй, донгуз, наш абыз помолится, и конец тебе!

– Абыз свиное ухо обгрыз! – схватившись за бока, хохотал Иванко.

В ответ оперенная стрела сбила шелом у Кольца. Иванко хвать пищаль, поднес к ней огонек, и, будь ласков, татарин протянул ноги. Но не бежали сейчас прочь другие и не дивились больше на невидимые стрелы. В ответ пускали тысячи остро отточенных стрел. Лихо доводилось!

Пимен – кормчий и строитель стругов, – намазывая медвежье сало на кровоточащие раны братов, по-старинному пел:

Голос у него грудной, ласковый.

Казаки дружным хором ответили Пимену:

По лесу пошло эхо. Впереди шумела вода. Кормчий насторожился, поднял руку:

– Тихо, не дыхни, браты!.. Так и есть!..

Пимен передал кормчее весло другому, а сам перешел к батьке.

Ермак поднял глаза от воды и душевно сказал кормчему:

– Хорошо пел, за душу взяло. Ничего нет сердечней русской песни. Что лежит на сердце, того не купишь…

– Батька, – откашлявшись, сказал Пимен. – Останови струги. Догадка есть – поставили татары под водой рыбий зуб – остроколье, чтобы ладейное дно вспороть. Я на долбленке сплыву, дознаюсь.

– Добро, – согласился Ермак. – Выводи, Пимен, из беды.

Все выглядел старик и вернулся быстро.

– Ну, дело известное, – оповестил он. – Сам поведу своих лебедей.

Опять подняли паруса, и Пимен, став на носу, вскинул руку. Кормщики зорко следили за ней. Чуток повернет ладонью старик, и струг податливо следует вслед мановению. Сорок стругов след в след летели по темной реке. И видел Ермак, как мелькнули в воде волчьей пастью острые колья, торчком навстречу, но струги, скользнув бортами, пронеслись мимо.

И, когда последняя ладья проскочила, кормчий не утерпел, скинул шапку и закричал на всю реку:

– Э-гей, на крылышках промчали!

Хантазей пыхнул дымком и сказал:

– Большой голова батырь, и руки нашел хорошие. Гляди, скоро еще река – и тут стерегись!

В июльское утро раздалась Тура, блеснули воды Тобола. Здесь и подстерегали татары. Шесть князьков с ордами поджидали Ермака. Трое из них вели всю рать: Кашкара, Варвара и Майтмас. Все они были дородные, с бронзовыми лицами, и властные. Не скрываясь, на устье реки поставили шатры и приглядывались к стругам. Ермак хорошо видел этих князьков с большими крепкими скулами, узкими косыми глазами. «Не такие ли на Русь водили свои орды? Вот и кони их, невысокие, с широкой грудью и тяжелыми копытами. Не на таких ли эти безжалостные мурзаки топтали русские поля и плетью хлестали полонянок?»

В татарском стане заиграли в зурны, глухо забил бубен.

На стругах заревели трубы, зарокотали барабаны. Звуки катились над равниной, как вешние воды. Леса отошли назад, раскинулась степь, и по ней носилось множество всадников, горько дымили костры.

От берега оторвался челн и поплыл наперерез стругам. В нем стоял татарин в пестром халате и махал рукой. Ермак хмуро посмотрел на посланца:

– Допустить!

Глаза вороватые, сам хилый, согнулся и руку к сердцу прижал, заговорил быстро, захлебываясь. Толмач стал переводить речь, но атаман сказал:

– По-татарски и сам знаю.

– Я ничтожный слуга Варвары послан к тебе, – продолжал татарин. – Повелел тебе господин выйти на берег и просить у него милости. На Русь живым отпустит и выкуп не возьмет. Великий и всемогущий аллах наградил моего господина властью и силой. Видишь, сколько войска собралось у него? Куда пойдешь, что сделаешь? Хочешь жить, проси пощады, целуй сапог моего господина…

Глаза Ермака потемнели. Усмехаясь, он ответил татарину:

– Опоздал твой мурзак на долгие годы. Пусть бьет челом нам – Русь сюда пришла, и земли, леса, воды станут тут для вогуличей и остяков вольными. Иди, пока не всыпали плетей, не ведает твой мурзак, что говорит. У нас на Руси таков обычай – никто и никому не лижет сапог. А кто и лижет по своей трусости и подлости, того народ не чтит и зовет срамным словом.

Ермак говорил медленно и спокойно, не спуская глаз с посланца.

– И не пугай нас смертью, – продолжал он. – На сибирских перепутьях она не раз поджидала нас, да отступала, ибо не вывести русский корень ни смерти, ни лиходею. Передай своему владыке: коли храбрый он, биться будем!

Темной ночью казаки выгрузились со стругов, быстро окопались, и на брезжущем рассвете, только погасли в татарском стане костры, сотни пешим строем пошли на слом. Татары встретили их косым частопадом стрел. В середине толпы на тяжелом вороном коне выступал Варвара в сверкающей кольчуге. Он сердито кричал и гнал копейщиков плетью на русскую рать. Ермак стоял на холме под стягом Егория Победоносца. Он правил боем. Махнул рукой, и с берега ударили три пушки, ветер понес пороховой дым. Татары заметались, но князьки с уланами неустрашимо двигались вперед и гнали толпы. Распаленные муллами фанатики шли с короткими кривыми мечами, их крики слились в протяжный вой. Они резались смертно. Савва палицей вертел над головой, не допускал к себе врагов. Впервые он встретил такое множество их, и дух его дрогнул. С горящими ненавистью глазами татары подбирались к нему, как звери к жертве. Худо довелось бы попу, но выручил Брязга с казаками. Вертлявый, черномазый, он и сам походил на татарина, крича по-татарски, колол, рубил, резал турецким ятаганом. Его молодцы кидались в кипень. Любо было глядеть на опытных и бесстрашных воинов. С противником, равным по силе, долго кружились, как коршуны в схватке; карауля роковой миг, подстерегая оплошку, всаживали нож или саблю в самое сердце.

Внутри у Ермака все ходило ходуном. Сесть бы на коня да помчаться в горячую яростную волну, навстречу Варваре. Видать по всему, тот – воин. Да нельзя уходить с холма! По бою угадывалось – умен и хитер враг: он слал конницу и на полдень, и на север, чтобы охватить дружину. Но Ермак крепко держал боковые рубежи. Впервые он встретил достойную силу, и хоть трудно доводилось, но лестно было выстоять в такой схватке.