Константин Петришин - Заговор жрецов

– …Японцы оказались сильнее, чем мы думали. И теперь одному богу известно, как обернется для нас эта война.

Николай II резко отодвинул от себя бокал с вином, да так, что часть вина выплеснулась на скатерть.

Императрица с тревогой глянула на супруга, затем на великого князя Михаила Александровича.

– Да будет вам… О войне за столом говорить скучно, – произнесла она. Однако Николай II не послушал ее. Видимо, слова великого князя Михаила Александровича задели его за живое.

– Я буду вести эту войну до конца, до того дня, когда последний японец не покинет Маньчжурию! – жестко ответил он.

– В таком случае нам придется изменить свое отношение к некоторым вещам в России, – усмехнувшись, сказал великий князь.

Николай II метнул в его сторону настороженный взгляд.

– К каким вещам? – спросил он.

Великий князь Михаил Александрович примирительно поднял руки.

– Не надо только горячиться… Я скажу. Во-первых, неплохо было бы призвать все слои населения к участию в помощи армии. Это должно вызвать дух патриотизма, коего у нашего народа, к сожалению, нет. Во-вторых, смягчить свое отношение к земским властям. Сегодня практически только они оказывают помощь и поступающим с востока раненым, и занимаются сбором средств для воюющей армии…

– У земств и так достаточно воли, – перебил великого князя Николай II. – Нам не воля нужна, а больше войск для войны!.. Вторая Балтийская эскадра где?.. Я еще месяц тому назад приказал, чтобы она вышла на Дальний Восток! Ну и что? Министры ходят за адмиралами, адмиралы за министрами, а эскадра так и стоит в Балтийском море!

Великий князь Михаил Александрович не стал спорить с Николаем II, который явно был не в духе, да и императрица Александра Федоровна все время показывала ему глазами, чтобы он прекратил этот разговор.

– Как тебе Святополк-Мирский? – переменил тему разговора великий князь. – Ходят разговоры, будто после несчастного Плеве лучшей заменой ему был бы Дурново…

– Дурново и есть Дурново, – недовольно ответил Николай. – Князь Святополк-Мирский еще при Сипягине был товарищем министра внутренних дел и о нем все отзывались положительно.

Великий князь недоверчиво качнул головой. А Николай II продолжил.

– Я надеюсь, что князь Святополк-Мирский, в отличие от других, сумеет найти возможность для наибольшего сплочения и солидарности правительственных и общественных усилий и даст отпор нашим врагам как за границей, так и в самой России.

Николай II не умел и не любил говорить, но сказанное сейчас понравилось ему и императрице. Это великий князь Михаил Александрович понял по тому, как она с восторгом и умилением посмотрела на супруга.

Сам же великий князь не разделял мнение императора о новом министре внутренних дел, полагая, что у него на это есть веские причины…

Святополк-Мирский приехал к Витте во второй половине дня.

– …Здравствуйте, князь, – сказал Витте, поднимаясь навстречу министру внутренних дел. – В моем кабинете вы впервые и потому прошу вас не отказываться от угощения. У меня есть прекрасный французский коньяк. Говорят его пил даже Наполеон.

Усадив гостя, Витте достал из шкафа бутылку из темного стекла, две хрустальные рюмки и разлил коньяк.

Святополк-Мирский поблагодарил премьера. Взял рюмку с коньяком и поднес ее к глазам, любуясь золотистым цветом напитка.

– За ваше здоровье, Сергей Юльевич, – произнес он.

– И за ваше, – ответил Витте.

Когда коньяк был выпит, Витте поинтересовался:

– Вы ко мне по делам?..

– По делам, Сергей Юльевич. Если вы уделите мне немного вашего времени, я буду вам искренне благодарен, – проговорил князь.

Витте улыбнулся. Появление нового министра внутренних дел в его кабинете означало одно – Святополку-Мирскому что-то надо от него. Иначе бы он сюда не приехал.

Занимаемая Витте почетная должность главы Правительства не давала ему право не то что руководить – даже вмешиваться в дела практически всех министров.

– Вам, князь, могу уделить столько времени, сколько необходимо. Слушаю вас.

– Сергей Юльевич, – начал Святополк-Мирский. – Мой приезд к вам связан вот с чем: административный опыт привел меня к глубокому убеждению, что плодотворность правительственного труда основана на искренне благожелательном отношении ко всем без исключения общественным и сословным учреждениям и населению вообще. Лишь при этом условии можно получить взаимное доверие, без которого, вы прекрасно знаете, невозможно ожидать успеха в государственных делах…

Пока Святополк-Мирский говорил, Витте внимательно наблюдал за ним. Князь был искренен, и это Витте льстило. Однако он решил вести себя осторожно. По сути дела, министр внутренних дел призывал к участию общественных сил в государственной деятельности, что навряд ли могло понравиться государю.

«Интересно, чем вызвана такая откровенность? – размышлял Витте, стараясь не пропустить ни одного слова Святополка-Мирского. – А если это все же уловка?..»

Из собственного жизненного опыта Витте знал, что многое при Дворе решается или лестью, или предательством самых, казалось бы, близких людей.

– …Я на днях встречался с его величеством императором, – продолжал говорить князь. – Эта встреча не имела отношения к тому, о чем сейчас говорю я вам. Но после той встречи у меня появилось впечатление, что государь и далее намерен оставлять все так, как есть. Вы понимаете, о чем я говорю? – князь умолк и внимательно посмотрел Витте прямо в глаза.

– Понимаю, – ответил тот. – И что же вы хотите?

– Благополучия для России, Сергей Юльевич.

– Я тоже хотел бы этого, – поддержал князя Витте.

Святополк-Мирский встал, прошелся по кабинету и снова сел. Было заметно, что он подыскивает необходимые слова, которые и определят исход их встречи.

– Сергей Юльевич, давайте вместе с вами, – наконец, снова начал говорить князь, – постараемся убедить государя в необходимости дать земствам самую широкую свободу, приучить Двор к большей веротерпимости и пересмотреть отношение к евреям. Я посмотрел отчеты по ссыльным делам и обнаружил: из 3 тысяч ссыльных около полутора тысяч евреев.

– Плеве постарался, – заметил Витте.

Святополк-Мирский в ответ чуть заметно усмехнулся.

– Если бы только один Плеве, Сергей Юльевич. На днях я встретил князя Трубецкого мрачного и в гневе. Спрашиваю: «Что случилось?» А он отвечает: «А вы что газеты не читаете? Евреи голову поднимают. Это, – говорит, – из-за них мы терпим поражение на Дальнем Востоке».

Витте промолчал, а про себя подумал: «Навлечете вы, князь, на себя немилость государеву. Ох, навлечете…»

Старого князя Трубецкого Витте хорошо знал. В гневе тот, действительно, за словом в карман не лез.