Александр Зарубин - Волчья дорога. История времен тридцатилетней войны

Анна меж тем обустраивалась. Слово неточное и совсем для такого случая неподходящее, но для таинства превращения заросшей пылью и грязью клетушки меж четырёх казённых стен в человеческое жилье другое вряд ли подберёшь. Бессмысленный, на первый взгляд, труд, больше, чтобы успокоиться и привести в порядок невесёлые мысли. Как знать, не придётся ли уже в эту ночь бежать со всех ног отсюда. И как знать, успеешь ли добежать. И куда? Но привычная по старой жизни работа грела и гнала дурные мысли прочь с облаками изгоняемой из комнаты пыли. Пройтись по полу тряпкой. Отжать. Прополоскать. Повторить. Хорошо, теперь хотя бы видно, что пол деревянный. Щелей в нем… но лучше не думать о грустном. Лучше взять тряпку в руки и пройтись по стенам и нехитрой мебели – двум сундукам да широкой кровати. Ещё немного, и выданную Анне на размещении комнатушку в офицерском крыле можно будет признать жилой. С большой натяжкой, конечно. Анна, навалившись всем телом, отодвинула кровать от стены, выгребла мусор – гору пыли и битого стекла, от души пожелала здоровья предыдущему постояльцу и попыталась задвинуть кровать на место. Кривая ножка попала в щель, кровать жалобно заскрипела всеми досками и застряла. Посреди комнаты, ни туда ни сюда. Анна навалилась ещё раз. Бесполезно. Поднять эту дуру можно было даже не пытаться. Сооружение крепкое, широкое, монументальное, не по девичьим рукам. «Как её только затащили на третий этаж?» – в сердцах думала Анна, наваливаясь всем весом на упрямую мебель. Внезапно кровать скрипнула ещё раз, задрожала и встала на место – легко, как пёрышко.

– А я молодец, – подумала было девушка. И только потом догадалась, что молодец здесь совсем не она. Просто к её силе добавилась другая. Рейнеке НеЛис зашёл. И как она его не заметила?

– Привет, – сказала она, выпрямляясь – быстро, так, что кровь прилила к лицу. Руки её опустились, забегали, расправляя несуществующие складки на юбке.

– Привет, – ответил он и запнулся. Ладонь его левой руки прошлась по рукаву правой, размазывая пыль. Раз, другой.

– Ты… – начал он, так и не подняв глаз и опять замялся на середине фразы. Почему-то Анне показалось это смешным. Она и улыбнулась, невольно. Вдруг парень улыбнулся в ответ и – неожиданно – продолжил:

– А ты что здесь делаешь?

– Как что? Убираюсь. Порядок навожу, – на этих словах Анна машинально огляделась, приглашая парня оценить проделанную работу.

Рейнеке огляделся и увиденное его впечатлило. Явно. Аж до открытого в изумлении рта.

– На размещении комнату выделили, вот и убираюсь, – продолжала Анна меж тем, – спасибо Магде, подсуетилась, а то бы я прохлопала бы все, конечно. Не знаешь, сколько здесь простоим?

– Неделю, наверное, – машинально ответил Рейнеке, – как выбила?

– Да так. Обыкновенно, как у неё водится. Поймала меня на дворе, за плечо ухватила, иди – говорит – твоя комната тебя дожидается. Да спасибо скажи, что выбила. Пришлось, говорит, зубами выгрызать. Надо будет и впрямь спасибо сказать, а то так бы и слонялась по двору. Хотя возиться ещё изрядно, тот, кто до меня здесь стоял – ой и свинья был, прости господи, – прощебетала Анна, не догадываясь что совершает предусмотренное артикулами воинскими преступление. Офицерское, как-никак крыло. Но Рейнеке невольно улыбнулся – широко, простодушно.

Анна сообразила, что несёт что-то не то и вообще – зачем офицеру слушать такие подробности? И спросила:

– А ты зачем зашёл-то?

На этих словах парень сморщил лоб, будто задумался – а зачем же он, собственно, сюда пришёл. Потом лоб разгладился, парень усмехнулся, словно вспомнил таки, и сказал:

– Тебе одеяло лишнее не нужно? А то холод на дворе…

– Спасибо, – а что ещё тут ответить? Тем более и впрямь холод на дворе, и жаровня в углу самая на вид ненадёжная. Тут во дворе закричали. Раз, другой. Анна вздрогнула было, потом разобралась – не тревога, просто ищут кого-то. То есть юнкера – как всегда.

– Я пойду, – сказал парень, поворачиваясь к двери.

– Подожди, – остановила она его. Кричал не капитан, можно было не торопиться. А извазюкался парень, будто по дороге сюда трубочистом где-то поработал. Весь в пыли. Но пара взмахов тряпкой быстро исправили это дело. И, напоследок, хлопнула ладонью по рукаву – пылинку смахнуть. Приведенный в божеский вид юнкер скрылся за дверью, затихли крики на дворе. Анна огляделась. Кровать мирно стояла на месте. А вот пол…

«Я вообще-то здесь убиралась», – вздохнула девушка, взяла швабру и пошла стирать следы сапог с мокрого пола.

** **

На мрачный казарменный двор Рейнеке – юнкер выкатился в настроении самом мечтательном. Задрав в синее небо глаза и рассеянно поглаживая рукав камзола ладонью. И сразу же нарвался на столько раз слышанный вопрос:

– И где тебя носит?

На этот раз, в исполнении прапорщика Лоренцо. Маленький итальянец внезапно обнаружил себя старшим по роте и теперь пытался успеть везде. Судя по сбитой на бок перевязи, потерянной шляпе и дикому взгляду чёрных глаз – получалось у него плохо.

– И где тебя носит? – повторил свой вопрос итальянец, – давай быстрее, ты нужен…

Рейнеке невольно зарычал. Ладно бы капитан или сержант, но этот итальянец явно много себе позволяет. Но тут от угла раздалось wenn die Landsknecht trinken в исполнении порядком весёлого голоса, и юнкер отложил гнев на потом. Похоже, он действительно нужен. Капитан огорчится, найдя по возвращении роту в непотребном виде. Спустя пару часов они с итальянцем таки вспомнили, как расставляются посты, разогнали по казармам буйных. Одним словом, роту в божеский вид привели. Даже пару самовольщиков сумели поймать и вернуть в расположение.

«Слишком тупых или слишком невезучих, чтобы попасться», – проворчал под нос юнкер, переводя дыхание. Ладонь машинально прошлась по рукаву. Опять белому от пыли. «Анна могла и не стараться. Всё равно, пока бегал, сумел измазаться. Жаль,» – подумал он и огляделся.

Взгляд рассеянно пробежал по неприветливым тёмным зданиям, колючим зарослям, городским башням и шпилям вдали. И упёрся в стоящего рядом Лоренцо. Итальянец уже успел оправить перевязь, нацепить шляпу с пёстрым пером, вытряхнуть плащ. «Даже сапоги успел надраить до блеска, шут гороховый». В городе зазвонили колокола. Итальянец просвистел под нос пару рулад, вторя их песне. Ладонь юнкера ещё раз машинально прошлась по рукаву. Парень шагнул вперёд

– По моему, у нас с Вами осталось незаконченное дело, сударь…

На этих словах итальянец развернулся – мгновенно, с кошачьей грацией, лишь хлопнул тканью отброшенный плащ. Руки легли на пояс, поближе к оружию. Сверкнули на солнце витые эфесы рапиры и даги.

Рейнеке сделал вперёд ещё шаг. Итальянец чуть поклонился – как показалось Рейнеке с лёгкой издёвкой