Вячеслав Шапошников - К земле неведомой: Повесть о Михаиле Брусневе

Рейчина и Никитской дома не оказалось. «Барыня с детьми и с Семеном Григорьевичем пошли гулять на Девичье поле», — сказала Егупову прислуга Никитской. Он остался ждать их.

Вернулись они вскоре. Радушная хозяйка предложила Егупову отобедать у нее. Он согласился.

После обеда Райчин опять заговорил было с ним насчет встречи с другими руководителями московской подпольной организации, на что Егупов ответил уклончиво, попросив подождать еще немного.

— Скорее всего, определенно об этом я смогу вам сказать лишь завтра. А сегодня вы отдыхайте. День — праздничный. Походите по Москве, посмотрите на нее!.. Перепочуете вы, наверное, здесь, у госпожи Никитской?..

— Нет, это неудобно, даже невозможно!..

— Что так?

— Я уже сказал ей, что перебрался к вам на квартиру…

— Да, поторопились… — Егупов досадливо поморщился. — Ну… тогда… поезжайте опять к Дмитриеву.

— Хорошо…

Около семи вечера Егупов вновь был у Бруснева, где застал Кашинского, Афанасьева и гостей из Тулы, которые в этот же вечер должны были уехать домой.

Разговор сначала зашел о том, как установить с туляками более тесные отношения, как помочь им в пропаганде среди рабочих.

Михаил предложил Егупову с наступлением лета поочередно ездить в Тулу, где Руделев и Мефодиев к каждому их приезду будут организовывать им встречи о рабочими. Тут же договорились и о том, что 1 мая, по старому стилю, Руделев и Мефодиев устроят сходку рабочих на квартире у кого-либо из них— для «семейного» празднования этого дня. На эту сходку Михаил пообещал приехать сам.

Вскоре туляки ушли на вокзал. Федор Афанасьев отправился их провожать.

После их ухода Михаил спросил Егупова:

— Ну как заграничный гость?

— Я считаю, что нам надо с ним встретиться, вот так — втроем, поговорить обо всем, — ответил Егуцов.

— Да, повидаться с ним, пожалуй, надо, — согласился Михаил.

— Я тоже — за эту встречу, — кивнул и Кашинский.

— Тогда поступим так, — предложил Михаил, обращаясь к Eгупову. — Завтра, к десяти часам вечера, когда уже как следует стемнеется, вы приведете его сюда, ко мне. К вашему приходу я погашу на лестнице лампу, чтоб он не прочел на дверях моей визитной карточки. Он не должен знать наших фамилий.

— Хорошо. К десяти часам я приводу его, — сказал Егупов и добавил: — У меня есть вот какое предложение. Мне надо немедленно съездить в Варшаву. Во-первых, я разузнаю там все о Райчине. Во-вторых, в скором времени там заканчивают обучение Иваницкий и Андрусевич. Попробую уговорить их перебраться сюда, в Москву. Они вполне могли бы подыскать себе место на каком-нибудь московском заводе. В-третьих, мне надо договориться со своими варшавскими знакомыми насчет того, как лучше и скорее пересылать в Москву будущие транспорты нелегальной литературы. По пути я думаю заглянуть и в Ригу. Квятковский обещал мне на четверг достать даровой билет на проезд до Бреста и обратно.

— Ну что ж… поезжайте! — разрешающе сказал Кашинский. — О подробностях поездки поговорим потом. Теперь я спешу: надо повидаться с одним человеком. Через него вроде бы можно выйти на интересный кружок… Вскоре он ушел. Егупов же остался и пробыл у Михаила до первого часа ночи.

Утром Егупова разбудил Михаил Петров, собравшийся на службу. Он передал ему список брошюр, находившихся в чемодане Райчина.

— Вот сделал все, как ты просил. Тут указано и число экземпляров к каждому названию.

— Молодец! — похвалил его Егупов. — А как насчет брошюр для Филатова?

— Я их уже отобрал. К его приходу, часам к двум, забегу на обед — занесу.

— Молодец! — еще раз похвалил Егупов.

Около двенадцати к нему пришел Вановский. Вскоре появился и Петров. Он принес брошюры для Филатова, который вот-вот должен был прийти за ними.

— Ну, сколько мы за них возьмем с нашего «пекаря»? — спросил Егупов, не без самодовольства глянув на Вановского, которого брошюры, разложенные Петровым на столе, словно бы заставили преобразиться.

— Я полагаю, не меньше сорока рублей, — сказал Вановекий.

— Да, меньше никак нельзя! — согласился Егупов с такой миной на лице, как будто вести подобные разговоры для него было делом давно привычным, даже обыденным. Он тут же по-хозяйски пожурил Петрова: — Конспиратор, Миша, из тебя пока не очень! Кто же т а к о е распихивает по карманам?! Это тебе — не какие-нибудь памятные книжки, а запрещенные, не-ле-галь-ны-е!.. Впредь давай будь поосторожней! Придумал бы какую-нибудь хитрость, а то напихал во все карманы таких брошюр, аж раздуло всего, как утопленника, и вышагивает по Москве!.. А что, если бы тебя задержали?! А?! Ведь не открутился бы! А вот если бы у тебя в руках был какой-нибудь сверточек или узелок, который ты — в случае чего — «просто нашел на улице», — было бы другое дело! Учиться надо конспирации!

— Учту на дальнейшее! — скромно ответил Петров.

— Да уж учти! Тем более что ты у нас — вроде хранителя! Может быть, в самое ближайшее время тебе придется иметь дело с транспортами куда крупней!..

Вскоре появился и Филатов. Егупов показал ему приготовленные брошюры и назвал цену. Тот сразу же согласился, сказав, что вышлет эти деньги на имя Вановского, как только возвратится к себе в Щигры.

Уложив брошюры на дно объемистого саквояжа, раздутого московскими покупками, Филатов тут же ушел, он торопился на поезд. Следом за ним ушел и сам Егупов, оставив Вановского у себя. Он направился сразу к Никитской, где должен был ожидать его Райчин после ночевки у Дмитриева.

— Ну как?! Какие новости?! — встретил его вопрошаниями истомившийся в ожидании заграничный гость.

— Могу вас порадовать: сегодня вечером с вами встретятся два представителя нашей организации!

— Вот как! Прекрасно! — просиял Райчлн.

— Я им пообещал, что вы подробно расскажете о загранице и о целях, ради которых хотели с ними встретиться…

— А как же иначе?! — воскликнул Райчин. — Обязательно расскажу! Затем, собственно, я и приехал!..

Около семи часов вечера они вышли от Никитской. Егупов был сверхосторожен. Он то и дело озирался и оглядывался, в каждом прохожем ему мерещился шпик. К тому же он решил как следует запутать и самого Райчина, чтобы тот не запомнил дороги к Брусневу. Сначала долго водил его по близлежащим переулкам, потом в Большом Афанасьевском переулке увидел извозчика, поджидавшего седоков, и предложил Райчину «немного прокатиться». «Куда ехать господам?» — спросил извозчик. — «Поезжай прямо! — Егупов неопределенно махнул рукой. — Я скажу, где свернуть». Далее он только приказывал извозчику, коротко выкрикивая то «направо», то «налево». Потом направил извозчика к углу Садовой-Кудринской и Большой Никитской. Тут он отпустил извозчика, заплатив ему полтину, и далее повел Райчина к Владимиро-Долгоруковской улице, где они вновь сели на извозчика и начали кружить по Пресне под короткие выкрики Егупова: «Направо!», «Налево!». Наконец Егупов направил извозчика к Тишинской площади, и тут с Райчиным что-то вдруг приключилось: он замычал, сильно закачал головой, словно бы сдерживая приступы рвоты.