Николай Кондратьев - Лекарь-воевода (Окончание); Победитель

– Ну что ж, правило хорошее. А все ж бок для касания есть. Опять же говорят: много будешь знать – скоро состаришься. А я хочу больше знать, иначе в торговых делах нельзя. Открою тебе тайну: в каждом большом городе держу своих дослухов, кои слушают, зрят и мне доносят обо всем, а я решаю – касаемо это меня или нет. Важное до меня борзо бежит. Ты вон свои гоны вводишь по делам воеводства. А у меня давно есть, кое-что я раньше тебя знать буду. Вот так-то.

– Тогда зачем же я.

– Надежности для, Клим Акимыч. И еще: станешь больше знать, ведомо станет, что от чего зависит. Вот, к примеру: заметил я, как ты на инокиню Катерину смотрел… – Клим потупил взгляд и вцепился в подлокотники, хотя ухабов не было. – Теперь, пожалуй, мало кто помнит, что она племянница государыни Соломонии! А тебе, само собой, любопытно. – Аника многозначительно крякнул. Клим вопросительно посмотрел на него, купец отвел взгляд и со вздохом сказал: – Прости, Клим Акимыч, это, как говорится, к слову пришлось… А я о ином хотел поговорить с тобой. Ты слышал что-либо об Изверге?

– В Священном Писании…

– Не то! Сейчас в наших землях людей смущает. Не слыхал? Так вот, его татем, чумой честят, другой раз вором новгородским именуют. При том при всем имени христианского доискиваться строго не велено. Прячется он будто в Новгородской земле под защитой архипастыря Пимена Новгородского, а по весям и монастырям ходят его люди – дети и слуги бояр да князей опальных, кои живы остались. Эти глашатаи возводят хулу на государя нашего, предрекают скоро конец царствования его, мол, грядет истинный, законный великий князь московский, имя его не всем открывается. Говорят, стража государева, шиши разные гоняются за смутьянами, одного изловят, а десяток новых появляются! Пойманных пытают жестоко высокие опричные начальные люди по-скорому, без писарей, коим потом приказывают записать: вор указал, что встречался с таким-то, ночевал там-то, деньги получил от того-то. Этот список у Малюты вон какой!

– Уверен, Аника Федорович, наших с тобой имен там нет.

– А оказаться там вон как легко – стоит не угодить какому-нибудь опричному князю… Я-то думал, полюбопытствуешь, кто такой Изверг.

– Ты же сказал: не велено доискиваться.

– Тебе знать нужно. Это – первенец великого князя Василия Юрий Васильевич!

Долго они смотрели друг на друга, пока возок не забился на колдобинах и кони пошли шагом. Клим тихо сказал:

– Аника Федорович, такого ж не может быть! Ты знаешь: Юрий Васильевич мертв. А такое самозванство приведет к страшному кровопролитию. Ты говоришь: поддерживают его иерархи, бояре, купцы. Я вижу – чем выше поддержка, тем больше крови!

– Но и сейчас льется кровь на Пожаре, в уделах…

– Верно! Раньше лилось меньше. Теперь жестокости, несправедливости больше. Но это верховная власть удерживает низы – такое искони идет. Но ежели самозванец или даже выходец из великокняжеской семьи пойдет на правителя – гибель для народа! Смуте обрадуются наши соседи – Литва, Речь Посполитая, особенно татары; каждый станет норовить оторвать кусок послаще! Неужто такое не ведают доброжелатели самозванца?!

– Значит, ты считаешь обязательным стенка на стенку. А ежели церковь, боярство, купечество договорятся – тяжелая, угнетенная жизнь объединяет. И вот тебе на престоле новый великий князь!

– У нас такого не бывало, чтобы договориться о замене живого правителя. Такое может произойти, скажем, в Польше. А у нас… Однако, положим, тайно договорились, никто не захотел услужить правителю, предать других. Грядет смена, а за каждым правителем свои бояре, князья. Они за власть крепко держатся, их потребуется усмирять. Начнутся наезды, разгромы, насилия, а дальше стенка на стенку. В любом случае кровь, кровь, большая кровь!

– Спаси Бог тебя, Клим Акимович, напомнил мне – государь – помазанник Божий и править ему, пока смерть придет, а людишкам повиноваться положено!

– Так… А вот боярам да князьям думным надобно печься не только о себе. Какой бы ни был правитель, но он знает: народ – это его сила. Он поймет и поддержит думных, если те проявят заботу о малых мира сего, заботу о величии государства!

– Эх, дорогой Климент Акимович, случается, что не поймет! – Аника положил руку на руку Клима и слегка пожал ее. – Вот сейчас после такого разговора мне открылось многое. Недоумевал я – почему ты стал лекарем? Мужичье лечишь… Силком тебя воеводой сделал. Оказывается – ты пожалел слабых, сирых! Смирился… Погодь, погодь, не ерепенься! Путь у нас с тобой долгий, все успеем высказать друг другу. Тогда, наверное, и легче, и понятнее все будет. А сейчас о другом хочу спросить. Как бы там ни было, а Изверг есть, существует. Опричники готовят список, с кем он сносится. Как мыслишь о сем? Конечно, на это дело можно посмотреть и так: ты – мещанин Соли Вычегодской, я – тамошний губной судья. У нас в таких делах все спокойно, в руках держим людишек. Пусть Изверг и иже с ним Малюту беспокоит. Правда?

– Да нет, Аника Федорович… Полагаю, Изверг – мое дело, кровное!.. Список списком, а до горячего дело дойдет, головы полетят без разбора – виновен или нет… И опять же, кто этот Изверг? Вдруг победит, полегчает ли кому-нибудь?!.. Придется, видать, владыке Пимену открывать глаза на самозванца.

– О Пимене много наслышан, хорошего мало. Пимен – первый противник митрополита Филиппа, бесстыдную ложь на него возвел. Надеялся сам митрополитом стать, ан не вышло, избрали троицкого архимандрита Кирилла, вот он на всех и озлобился, и на государя тож. Так что с ним надобно держать ухо востро. Ежели сам пойдешь – конец благополучию мещанина Клима Безымова. Да еще как повернет, а то и роду Строгановых достаться может. Спешить с таким делом нельзя, придется многое разведать, найдем надежных послухов.

На том первая откровенная беседа Аники и Клима прервалась. Клим успел сказать только: «Согласен». Цуговой вершник обернулся и крикнул:

– Аника Федорович, Белозерская слобода показалась.

От Белозерска до Устюжны и от Устюжны до Ярославля верст четыреста с гаком. Тут погода начала портиться, дожди пошли, похолодало. Из-за грязи непролазной ехали больше шагом. Клим почти всю дорогу в возке Аники, а возчик хозяйской подводы забыл, когда на козлах сидел, все на цуговой… Только Анике и Климу известно, какие тайны они поведали друг другу, какие решения обсуждали.

Одно из таких расстроило Клима: Аника доверительно сообщил, что по возвращении в Соль Вычегодскую уйдет от дела и наденет схиму:

– Ведь мне, Климушка, уже семьдесят второе лето! Все мои сверстники давно в могилу сошли, а я вот по дорогам трясусь. Опять же хворобы разные пристают, не будь тебя – худо было бы. Пора костям покой дать. Да и детям моим свобода нужна, пусть похозяйствуют, узнают, почем фунт лиха… И о душе подумать пора – грешил много!.. Тут еще вот ты затеваешь, тоже у Бога помощи просить надобно.