Николай Кондратьев - Лекарь-воевода (Окончание); Победитель

– Новгородские избиения не зрил, но говорили мне люди, коим верю, как самому себе! И верю потому, что насмотрелся на остатки Твери.

– Зачем о Твери? Разговор-то про Новгород!

– Ой, Клим, каким ты недоверчивым стал! Не узнаю! Все ж остынь, а я по порядку расскажу. Так вот, государь завладел грамотой – письмом новгородцев. Был он тогда в Александровской слободе. Туда собралось все опричное воинство, кто говорит две, другие – семь тысяч. Государь вызвал туда князя Владимира с семьей и погубил их. Может, ты и этому не веришь?

– Слышал… Спаси, Господи, души невинных.

– Ну а государь и двор его молились и пировали, а потом вдруг все исчезли, осталась лишь охрана двора. Даже когда, точно никто не знает, вроде – в первых числах декабря. Тысячи всадников – это не пылинка, а затерялись. Где-то появился слух, шепотом передавали: государь возникал то в Твери, то в Торжке – уходил на полночь. Шепчут, дрожат. Почему? Чтоб дознаться, побывал я в Твери, и вот что узнал. Государь прямо из Александровской пошел в Тверь. По пути всех встречных передовой отряд убивал, деревни выжигал. В Твери объявили: не выходить из домов под страхом смерти. Малюта объезжал улицу за улицей, по каким-то известным ему приметам выбирал дома, убивал в них всех, дом поджигал. Кое-кого отводили на допрос, эти люди исчезали. Все так напугались, что хорошо знакомые мне боялись откровенно рассказывать. Хоронить потом пришлось сотни… За Тверью лихая судьба постигла Торжок, Вышний Волочок, Валдай.

– Не пойму, зачем же бить людей? В чем они провинились? Ну, новгородцы провинились, будто бы хотели уйти в Литву. А Тверь, Торжок?

– Вот я и спрашивал себя и друзей. И, оказывается, били тех, кто как-то связан был с Извергом. Избивают так, чтобы и памяти не осталось.

Всех разговоров не переговоришь за один раз. Решили назавтра ехать вместе, а чтобы сподручнее беседовать, Неждан взял у знакомца возок.

Клим не мог не верить Неждану. С другой стороны, он спрашивал себя: как мог государь, Божий ставленник, истреблять своих подданных?! Невольно приходила мысль: уж не безумство ли?

В возке он услыхал о последних часах жизни разжалованного митрополита Филиппа. Тот жил в заточении в Саввском монастыре близ Валдая. К нему государь послал Малюту за благословением. Посланец рассказал Филиппу, что государь наложил опалу на Пимена, главного обидчика Филиппа. Государю казалось, что Филипп будет рад беде доносчика-лжеца, и государь получит благословение от уважаемого святителя. Однако Филипп проклял Малюту. Скуратов вышел из кельи старца и объявил, что схимник задохнулся от сильно натопленной печи.

Клим перекрестился и засомневался:

– Дорогой Неждан, как я могу поверить сказанному? Кто подслушал разговор Малюты со старцем? Кто знал о намерении царя? Пустой домысел сие.

– Тебе что, мало: вошел Малюта к здравствующему старцу, а ушел, когда тот Богу душу отдал? И, надо полагать, кто-то слышал, какое наставление давал государь верному слуге своему. И другое тебе скажу: подозреваю, что Филипп знал о том самом Изверге, был он у него. Не получил ли он благословение? Вот тогда произошел иной разговор между Малютой и Филиппом, когда тот узнал, что государь идет громить самозванца!

Кто мог ответить на этот вопрос? После размышления Клим спросил Неждана:

– Как могло получиться, что недоверчивый государь сразу поверил Петру Волынцу? Ты хорошо помнишь письмо? Там замешано низвержение государя? Если они замыслили уйти в Литву, то им все равно, кто Москвой правит.

– Верно. Эти сомнения и меня посетили. Потом, какой смысл долгое время хранить такое письмо заговорщикам? Откуда у Петра сведения о нем? Потом, совпадение подписей со списком крамольных семей?

– Откуда тебе известен список опальных?

– Раз говорю, значит, известен, не весь, конечно.

– А все ж, может, подделка то?

– Если подделка, то людей дошлых. Дьяки сверяли печати, подписи…

– Ладно, что веришь дьякам… А Петр Волынский небось в гору пошел?

– Да нет. Слышал другое: большой куш хапнул, по кабакам ходил, всех угощал, потом тихо сгинул. Много непотребства знал.

Прикидывали с разных сторон, и каждый раз выплывало недоброе, непонятное. Предварить опалу на Новгород не удалось. С Пименом государь первым расправился и продолжал наказывать новгородцев. С горечью от бессилия Клим предложил:

– Может, пойти и покаяться государю? Тогда за что бичевать других?

Неждан нахмурился и резко прервал Клима:

– Не большого ума дело, когда полагал спасти от опалы новгородцев посещением Пимена. А пойти к государю еще глупее, прости Христа ради. Я не верю, что Иван не может поймать Изверга, борзые у него натасканные. Скорее, не хочет. Ему страшен не сам Изверг, а люди, готовые пойти за ним. Вот Иван и вылавливает их, и казнит, а шумят, будто они в Литву собираются. Ты покажешься, Иван наверное поверит и возликует, а Малюта потихоньку придушит тебя – ему не привыкать. И не станет помехи вылавливать противников, гоняясь за Извергом! Так что придумай что-нибудь другое.

– Тогда нужно уничтожить Изверга! – решительно сказал Клим.

– О! Это уже лучше! – согласился Неждан. – Но такое дело не легкое. Однако помочь могу…

Обсуждение отложили на потом, когда определится, куда посылают ополчение. Но путь продолжался, и Клим узнал о многом другом. Оказалось, Кудеярово братство почти распалось. Одни осели на землю, в казаки подались, другие воли захотели, разбойничками стали. Но Кудеяр жив, под ним небольшие ватажки, в Рязанщине больше, но и в Прилитовье есть. Прежние атаманы тоже осели, больше от старости. Про себя Неждан так сказал:

– Я, к примеру, во Владимире кожевенный торг имею. Ватажникам иной раз помогаю. У меня в Разбойном приказе дружки есть, один еще с тех пор, как мы Юршу спасали, Ивашко Сухоруков. Теперь он в гору пошел, первым дьяком стал.

Клим откровенно удивился:

– Первым дьяком стал, а твой хомут до сих пор таскает?! Давно б сбросить должен.

– Он пробовал. А у меня там еще знакомец завелся, тот предупредил. Ивашко, видишь ли, отпустил вора Кочергу, пообещав воровство того забыть, ежели я, то есть Неждан Скоморохов, исчезну. А вышло, что жена и дочь Ивашкины исчезли; пошли к вечерне и пропали. Весь Разбойный приказ на баталки поставили, сколько невинных похватали и искалечили. Меня с Кочергой тоже хватились. Ан никого. Только через седмицу поспокойнее стало. И тут вечерком идет Ивашка из приказа, позади него стражник. А тут я навстречу. Сразу не признал; я успел шепнуть, мол, хочешь видеть жену, отпусти стражника, он тебе не надобен, а меня веди домой. Тут около меня двое мужиков появились. Понял Ивашка, и пошли мы с ним вдвоем. Крепко поговорили. Все грехи его вспомнил. Поклялся он мне тогда быть моим вечным данником и не замышлять ничего дурного. В ту же ночь жена и дочь невредимыми явились. Потом мы с ним не раз заморское вино попивали, когда он во Владимир жаловал или я в Первопрестольную.