Ольга Иванова - Нурсолтан

Одобрительный гул пронёсся по залу. Слова Шептяк-бека, казалось, успокоили всех. Зачем думать о том, чего может и не произойти. Диван завершил своё заседание, и вельможи, гася в своей душе ненужные сомнения, отправились по своим дворцам и поместьям. Один лишь Абдул-Мумин свернул с пути в его богатое имение. Он отправился в загородный дом, где эмира дожидались Камал-ханум и солтан Ибрагим. А из окна дворца за выездом строптивого эмира наблюдал Шептяк-бек. Не скрывая своей тревоги, он повернулся к царственным супругам.

– Мы напрасно считали, что самое страшное позади. Сегодня эмир Абдул-Мумин показал, мы многое упустили из виду. Мой хан, мы боролись за трон с солтаном Ибрагимом и совсем забыли про вашего дядю.

– Но вы, бек, сказали, что хану Касиму не нужен чужой улус, – не отводя глаз от своего наставника, прошептал хан Халиль.

– Мои слова, господин, должны были успокоить вельмож, заседающих в диване, но не нас.

– Шептяк-бек прав, Халиль, – Нурсолтан дотронулась горячей ладонью до руки супруга. – Хан Касим едва ли откажется от претензий на ханство, которое больше и богаче его удела. А это значит, что у нас появится ещё один соперник. И хан Касим станет очень опасен, когда в Мещеру отправится Камал-ханум. И тогда… Помоги нам, Всевышний!

Очередной приезд богатого каравана из Хорезма принёс Нурсолтан нежданную радость. В подарок казанской ханум преподнесли кожаный сундук с книгами. Нурсолтан приказала ханским мастерам переделать одну из комнат женской половины под книгохранилище, она пока ещё не знала, что с этих первых книг начнётся её неуёмная тяга к великим рукописным творениям. Чтение увлекало ханум с необыкновенной силой, унося в мир мечтаний и грёз, в мир, где царила любовь, и двое влюблённых соединяли свои сердца, пусть даже у края могилы. Хан Халиль поддерживал её тягу к искусству. Казанский двор наполнился поэтами и певцами, сказителями и мудрецами, среди которых нередко происходили состязания, длившиеся до ночи. В богословских беседах с хафизами и мудрецами повелитель забывал о государственных обязанностях, тяготивших его. И, встречаясь с Нурсолтан, он желал беседовать лишь о поэзии и возвышенных искусствах, забывая об опасности, нависающей над его головой. Придворным поэтам хан Халиль преподносил подарки один роскошнее другого. А когда Нурсолтан попыталась пожурить его за расточительство, он с улыбкой ответил:

– Прекрасная моя ханум, я не желаю остаться в сердцах своих подданных правителем, подобным султану Махмуду Газневиду [39] Махмуд Газневид – правитель Персии (Ирана), конец X – начало XI века. .

– Что же такого сделал этот султан? – С удивлением переспросила Нурсолтан, которую всегда поражали обширные познания супруга в поэзии, истории и прочих науках.

– Присядь, Нурсолтан.

Халиль усадил жену напротив себя и передал ей роскошно оформленную книгу. На кожаной обложке, в узорах из драгоценных камней, красовалась арабская вязь.

– Шах-наме? [40] « Шах-наме » – «Книга царей». Я читала эту книгу, её написал бессмертный Фирдоуси.

– Всё верно, любимая, и он писал «Шах-наме» двадцать пять лет. А султан Махмуд Газневид за эту вершину поэзии, которой восхищается не одно поколение мусульман, велел выдать поэту нищенскую плату. Когда Фирдоуси возмутился, султан пригрозил затоптать его боевыми слонами. «Чего же ждать от потомка раба?» – сказал тогда бедный поэт, бежавший от произвола правителя в соседнее княжество. Его слова и стихи, в которых он высмеивал невежественного султана, разлетелись среди простого народа. И народ стал смеяться над Махмудом Газневидом, прадед которого и в самом деле был рабом. В старости Фирдоуси вернулся в родной город Тус и доживал там последние свои дни в полной нищете.

– Как же так, Халиль, и никто ему не помог?

– Таковы превратности судьбы, дорогая, поэт часто не имел на ужин чёрствой лепёшки, в то время, когда все восточные страны зачитывались его поэмой, а восхищённые люди заучивали целые главы наизусть. Но однажды уже состарившийся султан Махмуд услышал прекрасные стихи, которые с упоением читал его придворный. В стихах воспевалось мужество и сила храбрых воинов. Султан спросил, кто автор этих великолепных стихов. И услышал в ответ, что это Фирдоуси, доживающий свои дни в нищете, вдали от столицы. Устыдился тогда султан, и в тот же день отправил великому поэту в награду шестьдесят тысяч золотых монет. Но, как гласит предание, когда в одни ворота города Туса входил караван, везущий награду Фирдоуси, из других ворот выносили на погребальных носилках его тело. Великий поэт так и не дождался награды при жизни.

Глаза Нурсолтан горели, как две звезды, увлажнённые искрящимися слезинками, она протянула руки к Халилю, взяла его ладонь и тихо прошептала:

– Я читала слова, которые сказал Фирдоуси о своей поэме, ты помнишь их, Халиль?

– Да, – отвечал молодой хан. – Он говорил: «Я воздвиг своей поэмой высокий замок, который не сокрушат ни ветер, ни дождь. Годы протекут над этой книгой, и всякий умный будет её читать, я не умру, я буду жить, потому что посеял семя словесное…»

– О! Я не слышала слов более мудрых, мой господин. Он был провидцем, этот великий Фирдоуси! Но как много знаете вы! – С ещё большим восхищением добавила она.

Заражаясь вместе с ним атмосферой манящей поэзии, она окуналась в мир книг, которые преподносил ей хан. И уже поговаривала о всенародном состязании казанских поэтов, которое непременно следовало подготовить к празднеству Сабантуй.

В один из последних дней зимы Шептяк-бек вошёл к правящим супругам, полный решимости прервать идиллию, царившую в созданном ими мирке.

– Повелитель, завтра необходимо созвать диван, ибо нерешённые дела переполняют вашу страну, подобно лопающемуся торсуку [41] Торсук – кожаный мешок для воды. .

Хан Халиль, занятый разглядыванием чертежей нового книгохранилища, которое он решил воздвигнуть в столице, с неохотой оторвался от этого увлекательного для него дела:

– Мы собирали диван месяц назад, уважаемый бек, и всё едва не окончилось сварой. Не хочу в очередной раз выслушивать нападки эмира Абдул-Мумина, он смущает сердца и мысли казанских карачи.

Краска бросилась в лицо старого дипломата, он с трудом сдержал резкие слова, уже рвавшиеся с его губ. Положение спасла молодая ханум. Она коснулась руки повелителя, привлекая к себе внимание, и тихим, но твёрдым голосом произнесла:

– Мой дорогой муж, мы должны прислушаться к словам уважаемого Шептяк-бека. Ещё никогда его советы не подводили нас.

Она поднялась, оправляя голубой шёлк одежд:

– Вы считаете, бек, что пора окончательно решить вопрос о замужестве Камал-ханум?