Станислав Далецкий - Первый император. Сборник

Алексашка Меньшиков так удачно показывал царю Петру свою преданность и охотно исполнял все его желания, вплоть до плотских забав, что стал его ближайшим другом и соратником во всех последующих деяниях и поступках этого царя-реформатора, приведшего Россию не к мнимому величию, а к столетнему упадку и застою.

Федор

Федор в недобрую минуту оказался возле царя Петра семь лет тому назад, когда его – десятилетнего мальчика, послали в услужение Петру, тоже десятилетнему, но уже провозглашенного царем стараниями его матери Натальи Кирилловны и приближенных к ней бояр, желающих пристроиться поближе к трону.

Петр еще не вполне понимал, что значит быть царем: правила государством его сестра Софья, назначенная правительницей при малолетних царях Иване и Петре, а Петр продолжал свои детские игры в солдатиков, быстро привыкнув к тому, что все его прихоти и желания немедленно выполняются: так распорядилась Софья, чтобы цари, подрастая, не знали укороту и потому не стремились к самостоятельному царствованию как можно дольше.

Петр только-только начал привыкать к исполнению всех своих пожеланий, даже нелепых, и именно тогда Федя оказался возле Петра и отказался участвовать в повешении собаки, за что был нежданно принужден к унизительной для крестьянского мальчика услуге – подтиранию задницы царю-мальчику.

Петр высказал свое пожелание иметь Федю всегда возле себя, чтобы и далее он обеспечивал чистоту царской задницы и, дав Феде звание золотаря, уже не менял этого приказания, а потому, Федя продолжал пребывать в этой должности и дальше, втайне надеясь на изменение своей судьбы к лучшему.

Выносить за царем ночные горшки и подтирать царю Петру задницу было вовсе не трудно, но стыдно и унизительно для крестьянского сына: одно дело, когда приходилось ему ухаживать за скотиной и птицей, убирая навоз и птичий помет, а совсем другое дело подтирать за человеком, пусть даже этот человек и считается царем: в Писании говорится, что все люди равны перед богом, – значит и унижать христианскую душу другой христианин не должен, ибо это есть грех.

Все это Федя знал из Писания, по которому он учился грамоте у сельского дьячка в далеком селе Орудьево, не ведая, что его грамотность и явилась главной причиной назначения его Петром для выполнения унизительных обязанностей золотаря.

Петр, не знавший грамоты и не желавший обучаться, несмотря на все старания дьяка Зотова приставленного к нему в учителя, вдруг увидел возле себя мальчика-ровесника, который освоил грамоту без всяких учений – это было обидно: царский холоп умеет то, чего царь не может, а мальчишеская царская обида не знает пощады и потому Петр и назначил холопа Федю выполнять унизительные обязанности, чтобы по-мальчишески торжествовать свое превосходство.

Бывало, что в редкие минуты, когда дьяку Зотову удавалось усадить Петра за учебу, тот, не в силах заучить буквы, впадал в ярость, бросал на пол книгу-букварь и начинал топтать ее ногами, потом снимал портки, садился, справлял нужду и кричал: – Эй, Федька, иди сюда и быстро подотри мне зад, – а когда Федя начинал исполнять приказ царя, тот оправлялся ему прямо в руку и, вскочив, убегал во двор, торжествующе крича: – Теперь Федька этой рукой напиши на бумаге молитву «Отче наш».

Федя молча уходил к реке, чтобы застирать испачканную одежду и вымыть руки, а дьяк Зотов лишь качал головой и, достав бутылку с вином, которую постоянно носил за пазухой, делал несколько глотков, звал слугу, чтобы тот очистил комнату, где проводил учебу царю, от последствий царской выходки.

К этому времени возвращался Федя и Зотов, ободряюще похлопывал мальчика по плечу, говоря: – Терпи отрок, бог терпел и нам велел и не чини обиды на царя – это в нем кровь басурманская играет, а нам христианам не резон обижаться на несмышленыша-царя. Надеюсь, что царь Петр израстется от своего буйного нрава и будет хорошим царем, такие примеры из прошлого нам известны.

Федя смиренно отвечал дьяку: – Нам, холопам, не след обижаться на господ: будь– то царь, боярин или кто другой. Мне отец говорил, что на обиженных воду возят, только я не понимаю, почему обида и почему вода вместе? Может потому, что вода грязь смывает, а обида это та же грязь, только в человеческой душе?

Дьяк удивлялся рассуждениям Феди и хлебнул вина из своей бутыли уходил к себе в горницу, что была выделена ему во дворце, как учителю молодого царя, а Федя, очистившись от следов царской милости, шел во двор усадьбы, чтобы отыскать Петра и молча следовать за ним, дабы по первому же его зову выполнить свои обязанности.

Так минул год, второй и третий и Петр начал проявлять интерес к девкам, и интерес этот исполнился на девке Насте, чему Федор был свидетелем.

Дальше Петр, известно, удовлетворялся девками как только мог, иногда отсылая Федю прочь – если насильничал девку в своей спальне или напротив приглашая Федю, чтобы тот протер чистой тряпочкой причинное место царю и девке, если девка та оказалась в царской опочивальне по своему согласию, в надежде получить за свою услугу серебряный рубль или даже золотой дукат, что иногда тоже случалось, если плотская утеха с этой девкой царю пришлась по душе. Впрочем, Федя уже не верил в наличие у царя Петра православной души: басурманская душа может и имелась у Петра с темным цветом лица, а вот христианская душа в царе не просматривалась.

Федя, который даже к четырнадцати годам еще не обрел интереса к девицам, смотрел на плотские утехи царя Петра с некоторой брезгливостью и даже отвращением, находя в обращении царя с девками то же непотребство, за которое Господь уничтожил небесным огнем древние города Содом и Гоморру, где ханаане занимались плотскими извращениями.

Пока царь Петр ублажал свою плоть с девками, Федя проводил свободное время за чтением книг, которые ему давал Зотов из царской библиотеки. Книги эти были в основном духовного содержания, но встречались иногда и светские с описанием разных стран и народов и событий, происшедших в этих странах, что очень привлекало Федю, который еще ничего не видел в своей жизни: ни других стран, ни других народов, поскольку жил поначалу в селе, потом в монастыре, затем в Москве на Патриаршем подворье и вот теперь в царском дворце в Преображенском.

Летом, когда темнело поздно, Федя садился с книжкой возле людской избы, где жили слуги, не имеющие семьи и где ему отроку тоже был выделен угол с топчаном, набитом соломой, возле которого стояла котомка с вещами Феди: вещей этих было у него немного: запасной кафтан слуги с портками, исподнее белье, деревянный крест на бечевке, что повесила ему мать поверх нательного креста, когда благословляла сына на службу в монастырь.