Сергей Пациашвили - Крещение Новгорода

И очень глубоко слова чародея тронули местный народец. За красноречие жреца и стали называть Соловьём, послушать его речи собиралось огромное множество народу. Богомил говорил с помоста на соборной площади, что было дозволено лишь князю или посаднику. Колдун, следовательно, говорил так, будто бы он уже был посадником, говорил, как настоящий хозяин города. И, по сути, это было так, поскольку никто из старшей дружины не посмел ещё открыто соперничать с Соловьём за место посадника. Казалось, что это уже вопрос решённый, и править жрецу Богомилу в Новгороде. И пока Добрыня искал, кого бы поставить, пусть даже для виду, на выборах против Соловья, в город прибыли торговые лодьи боярина Стояна, на которых одним из начальников был совсем ещё юный Садко. Узнав о происходящем, скальд тайно отправился в Людин конец к старшине Василию, чтобы держать совет. Прибыв на место, Садко в очередной раз пожалел о том, что был изгнан. Братство шутов, когда-то созданное им, теперь получило невероятное могущество. Правда, большой власти в нём Василий не имел, правило здесь собрание, в котором больше влияния было у самых богатых. Но и сам сын Буслая богател и набирался опыта, а имя его наводило на людей страх. Василий как и прежде лютой ненавистью ненавидел колдунов за смерть своего отца, а потому решил, что если Богомил станет посадником, то ни за что не примет власть чародея и не подчиниться ему.

– Он ведь не только Перуну молится, – говорил Садко, – но и Симарглу – нашему богу. О Богомиле люди много хорошего толкуют.

– Для меня всё одно, – отвечал уже пьяный Василий, – ненавижу всех их. Когда-то новгородская дружина состояла из свободных людей. А что теперь? Все ползают на брюхе перед Киевом. Тьфу.

Садко понял, что бесполезно отговаривать друга и испил вина.

– Кстати, мы тут тебе жену нашли, пока тебя не было, – снова заговорил Василий, – недавно она овдовела и теперь тоскует по женской ласке.

Глаза Садка загорелись от любопытства. А в следующий миг в избу завели женщину, закутанную с ног до головы. Садко снял покрывало с её головы и увидел покрытую морщинами старуху.

– Иди ко мне, милок, – произнесла она. Вся братчина расхохоталась от такой шутки, Садко разразился хохотом и даже обнял и поцеловал свою наречённую, а после зачерпнул из бочки вина и выпил до дна целый ковш. Наутро с больной головой он отправился на двор к боярину Стояну Воробью. Своё прозвище «Воробей»» он получил за то, что имел владения на Воробьёвых горах. Сам дружинник был ещё молод, ему едва перевалило за 30 лет. Высокий, статный, русоволосый. Он был приблизительно одного возраста с князем Владимиром, более того, был другом юности князя. Когда Владимир был князем в Новгороде, юный Стоян буквально жил на его дворе. Когда отец Стояна вместе с князем отправился в Новгород, сын вошёл в старшую дружину и теперь был одним из самых верных бояр Добрыни, наравне со скандинавом Сигурдом и прочими доверенными лицами. Стоило Садку прийти на двор, как начальник побранил его за долгое отсутствие и сослал в конюшню убирать навоз. Едва он закончил, в конюшне появился боярин Стоян, который очень доволен был тому, что нашёл конюшни чистыми.

– Хм, быстро ты справился, Садко, – проговорил он. – Не видел, куда мой конюх запропастился? Чёрт бы его побрал, наверное, отправился слушать этого Богомила на площадь.

– Если боярин желает, я могу запрячь Буяна, – вымолвил Садко.

– Да, пожалуй, пусть будет Буян. Съезжу до Добрыни. В городе не протолкнуться, переполох. Все, разинув рты, Соловья слушают и ждут от него подарков.

– Нешто Богомил теперь наш посадник? – спрашивал Садко.

– Видимо да, – отвечал Стоян, – а больше и некому. Кто же пойдёт против колдуна?

– По мне, боярин, из тебя вышел бы куда лучший посадник.

Стоян улыбнулся такой лести и погладил свои усы.

– Тут, Садко, и по знатнее меня бояре есть, и по богаче. Не мне с ними тягаться. Тем более, я уезжаю в Киев вместе с Добрыней и Сигурдом.

– Жалко. Боюсь, станет Богомил посадником, смута в городе начнётся. Друг мой – Василий – сын боярина Буслая и очень влиятельный человек в Людином конце. Он на колдунов зол и ни за что не признает власть Богомила. С другой стороны, если бы кто-то из достойных людей выступил против Богомила, и если бы Василий со своими людьми проник бы в людинскую курию, то эта курия отдала бы свой голос против Богомила. Василий красноречив, и людинское вече его слушается.

– Людинская курия большой роли на вече не играет, – отвечал Стоян, однако, не уходил, что значило, что он хочет слушать дальше.

– Это ещё не всё, – продолжал Садко, – есть у меня ещё один друг – Костя Новоторжанин. Он – христианин, более того, среди христиан он – герой. Бился с разбойниками и упырями и был ранен. Если я попрошу, клянусь Перуном, что и Неревский конец всей курией проголосует против Богомила.

– Хм, хорошие у тебя друзья, Садко, – чесал бородку Стоян.

– Есть у меня и ещё один друг – чародей Святослав Вольга, сын дружинника Бориса Вольги. Если я попрошу, то и Борис будет за противника Соловья, а за ним и все волхвы и волшебники, их родственники, и полукровки, и все, кто боятся Усыню и колдунов.

– Это если ты их попросишь, Садко. Но с чего бы тебе их просить, и с чего бы им выполнять твою просьбу?

– Я попрошу, если ты мне прикажешь, боярин, потому что я у тебя на службе. А они выполнят мою просьбу, потому что так же как и я ненавидят колдунов и Богомила.

– Ну а если колдуны мне голову снимут за такую просьбу?

– Ты не хуже меня знаешь, боярин, что колдуны сейчас в крепкой ссоре с князем Владимиром, он прогнал их из Киева. Поэтому и хочет он теперь заручиться поддержкой Ромейской Державы. Даже если колдуны попытаются вернуть свою власть в Новгороде, мы дадим им отпор, и князь Владимир не будет на нас за это в гневе, возможно, даже отблагодарит. Но колдуны не пойдут к нам, они засели в Чернигове и копят силы, чтобы напасть на Киев.

– Хм, складно говоришь, Садко, – продолжал задумчиво поглаживать бородку Стоян. – Я всегда знал, что ты смышлён не по годам. У меня дара красноречия такого нет, поэтому если я пойду против Богомила, ты будешь моим голосом. Но сначала нужно посоветоваться с Добрыней, приготовь мне Буяна, да поскорее.

Вскоре Стоян вернулся от Добрыни и сообщил радостную весть. Теперь Садка он назначал дьяком и своим глашатаем. Тут же юный скальд переоделся в новый комзол, подпоясался расшитым золотом поясом и отправился прямо в боярскую избу, где сидели дьяки и подьячие, которые лишь тем и занимались, что считали боярские доходы и расходы. Оба дьяка и пятеро подьячих выполняли помимо основных и другие обязанности по хозяйству. Так, каждый из них в зависимости от воли Стояна становился гонцом, управляющим на Воробьёвых горах или даже торговцем и мореплавателем, но главной их задачей было вести учёт дани и казны всего хозяйства дружинника, писать указы, письма и грамоты. Дьяки поверх кафтана носили пояс, вышитый золотом, а подьячие – серебром.