А. Лавинцев - Трон и любовь. На закате любви

– Так оборотня-то своими глазами видел? – добродушно усмехаясь, спросил боярин.

– Его, боярин милостивый, его самого, неумытого, вот как тебя вижу, – опять повторил Кочет свою фразу, очевидно казавшуюся ему убедительною.

– Так, так… Ну а кто тебя научил так говорить?

Кочет смутился.

– Никто, боярин… Что было, то говорю…

– А я тебе говорю, что нет! – вдруг, меняясь, загремел боярин. – Враги царевы приказали так говорить тебе, негоднику, чтобы смуту на Москве развести… Сейчас говори, кто?

Кочет смущенно молчал.

– А, не хочешь сказывать! Ворогов укрываешь! Так мы тебя заставим сказать невольно… Послушаем, какие ты у нас песни запоешь… Эй, кат!

Выдвинулся заплечный мастер, двое его помощников очутились за спиной Кочета.

– Помилуй, боярин! – ударился тот лбом о пол. – Все я сказал.

– Врешь! Окольничий Шакловитый тебя не наущал этакие слова говорить?

– Да я, боярин, Федора Леонтьевича только издали видел, слова у меня с ним сказано не было.

– А вот это мы увидим, – пообещал боярин Стрешнев. – Так что же, молодец, скажешь ты нам или нет, кто тебя наущал на это дело?

– Полно, боярин! – с презрением глядя на него, сказал Шакловитый. – Ну чего ты еще время понапрасну теряешь: «кто сказал, кто наущал»… Никто не повинен, сам я творил все! Вот тебе и весь сказ!

Стрешнев вскинул на него свой злой взор и ехидно засмеялся:

– Погоди, Федор Леонтьевич, какой ты скорый! Знаем мы твою доброту да любовь к этой стрелецкой братии!.. Ты и всяческую напраслину на себя готов склепать, только бы своих молодцов вызволить, а правда от этого умаление терпит… Нет, ты уж погоди!.. Эй, кат! – Злые глаза боярина так и сверкнули; он крикнул: – На дыбу!..

Помощники палача схватили Кочета и потащили его к спущенной с потолка веревке с двумя концами. Несчастный стрелец страшно завопил. Шакловитый отвернулся в сторону; он знал, что ему ничего не поделать, что его самого ждет куда горшая участь…

– Вы молодца-то, заплечные мастера, прежде на кобыле растяните! Может, он, как вы его плетью погладите, упрямиться перестанет и всю правду выложит, – велел Стрешнев.

В один миг несчастный Кочет, обнаженный и неистово вопивший, был разложен на бревне с подставками так, что его ноги и руки спускались с обеих сторон кобылы, а на ней оставалось лишь его туловище.

– Какую, боярин, прикажешь, – подошел к Стрешневу с двумя ременными плетьми заплечный мастер, – большую иль малую?

– Великое дело было ими задумано, так с большой и начинай.

Палач швырнул одну из плетей в угол, другою же сильно взмахнул несколько раз в воздухе; каждый раз при взмахивании слышались свист и характерное щелканье.

– Ой, ожгу! – вдруг как-то особенно дико выкрикнул он, после чего взмахнул рукой, и плеть со свистом опустилась на спину Кочета.

Тот страшно взвизгнул; на его спине сразу же вздулась широкая багрово-красная полоса.

– Что, не под веничек ли прикажешь, боярин? – спросил палач.

– Вот-вот, старайся, молодец! – было ответом.

Плеть все чаще и чаще замелькала в воздухе, вопль истязаемого стал непрерывным; вся его спина, с которой плетью сорвана была кожа, обратилась в одну сплошную рану, местами вздувшуюся пузырями, местами кровоточившую.

– Погоди, погоди, мастер, – остановил палача Стрешнев, – дай малому передохнуть! Да и ты поди устал, сердечный?

– Ничего, – сумрачно ответил палач, – нам это дело привычное.

Кочета сняли с кобылы и подвели к судейскому столу.

– Ну что, добрый молодец, – совсем ласково спросил допросчик, – не вспомнил, кто наущал тебя на великого государя небылицы взводить?

– Ой, боярин-милостивец, – завопил молодой стрелец, – все я тебе сказал, все! Да и ничего я про великого государя и не говорил… Про оборотня я болтал… Так нешто оборотень-то – великий государь?.. Так, нечистая сила.

Боярин, покачав головой, возразил:

– Упорствуешь ты, молодец; столь молод и столь упорен, нехорошо это… Про Бога вспомни! Взгляни-ка, люди над тобой умаялись… Их бы пожалел, сказал бы святую правду… Бог-то правду видит… Ну, что же ты?

Кочет молчал. Стрешнев взглянул на Шакловитого; тот поймал этот взгляд и по-прежнему презрительно усмехнулся.

Тогда боярин не выдержал и, нахмурясь, грозно закричал:

– Эй, кат, подвесь-ка его да попарь ножки веничком, ножки ему нагрей; авось с пылу-то, как согреется, и молчать не будет…

Кочет стоял, дико озираясь по сторонам. Он весь дрожал, и то и дело поводил языком по воспаленным, сухим губам. Палачи опять схватили его и подтащили к спущенной с потолка веревке.

В один миг руки истязаемого были закручены за спину и на кисти каждой из них надеты петли, которыми заканчивались концы веревки. Все стихло в застенке. Горящими злобой глазами смотрел на приготовления к пытке Стрешнев. По-прежнему отвернувшись в сторону, стоял Шакловитый. О чем он думал в эти страшные мгновения? Быть может, о том счастье, которое было так близко и вдруг выскользнуло из его рук; быть может, о том, что ждет обожаемую им царевну, от которой он видел столько добра; быть может, он вспоминал свои заграничные поездки в составе посольств, картины роскошного Стамбула, великолепной Венеции, гордого красавца Рима… Но его лицо было невозмутимо спокойно, ни тревоги, ни страха не отражалось на нем.

А заплечные мастера, не спеша, делали свое ужасное дело. Трое из них схватились за свободный конец веревки и стали тянуть его к себе. Веревка натянулась, тело Кочета поднялось на воздух и, наконец, повисло на руках. Слышался хруст костей; вопли несчастной жертвы становились все громче, все жалобнее. Но не поддавались еще суставы. Кочет висел на руках, но он был слишком легок, чтобы вывернуть их. Тогда палач с диким визгом бросился к нему, охватил его стан и сам повис на нем. Раздался нечеловеческий крик; кости хрустнули так сильно, что этот хруст раздался по всему застенку, и тотчас же вышедшие из суставов руки вытянулись вдоль головы.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Стрельцы, первоначально пищальники, – постоянное московское войско, явившееся после введения в Московском государстве огнестрельного оружия. Правильное устройство они получили при царе Иоанне Грозном. Стрельцы делились на стремянных (царская гвардия), московских (пехотная армия) и украинских (гарнизонные). Они делились на приказы – полки; в каждом приказе начальствовал стрелецкий голова – полковник, подчиненный воеводе (генерал); ниже головы были: сотники, пятидесятники. Каждый приказ, т. е. полк, состоял из 1200 человек, живших вместе особыми слободами, набиравшихся из «ничьих», «никчемных», «гулящих», но никак не пашенных, не крепостных и не тяглых людей, «молодых и резвых». Десятники и пятидесятники выбирались из среды стрельцов, сотники ставились из боярских детей, головы – непременно из дворян. Стрелецкая служба была пожизненной и наследственной. В обыденной жизни стрельцы пользовались всякими гражданскими преимуществами: например, торговали беспошлинно, не платили судебных сборов; также без оплаты сборами варили пиво и курили вино.