Владислав Мирзоян - Есенин. Гибель. Графиня ПохабIас

И тут – в семенных улюлатя-тючку-жертвоприношениях она Баркова обскакала.

И Грузинову Баркова стало мало и он назвал её – Есенин в юбке.

Что – ещё более преувеличено.

Ну, вылитый Есенин!

Только он с керосиновой лампой на голове ходил,

как Диоген днём с фонарём ходил-искал человека.

А у поэтессы – невыщипанные «веточки растут между бро-вей» и, хорошо бы, ненароком, не выросли усы и борода.

Имя вычислили – Нина Хабиас.

В девичестве Комарова.

В двадцать пятом – тридцать три полных года.

Журналист Эмилий Миндлин – «Необыкновенные собесед-ники»:

– «В 1921-ом году самой приметной, во всяком случае наи-более шумной, из всех посетителей «Домино» была Н. Хабиас-Комарова.

Говорили, будто она из бывших графинь…»

Нет, она не графиня.

Просто – первый раз замужем – за Оболенским.

Князем.

Да и сама – из «бывших».

А «Домино» – это дореволюционное название кафе в Мо-скве, через Тверскую напротив Центрального Телеграфа, кото-рое образовавшийся в 1918 году Союз поэтов (СОПО) арендо-вал у новой власти, назвав «эстрада-столовая при СОПО».

Эмилий Миндлин – «Необыкновенные собеседники»:

– «Хабиас была полной розовощёкой дамой с монгольски-ми чертами лица, зимой в роскошном котиковом манто, летом в режущих глаза пёстрых и дорогих нарядах».

На единственной сохранившейся фотографии Нины Хабиас она не так уж полна и розовощёка. Может, фотография более поздняя.

Но за что Есенин её так?

Ведь не за розовые щёчки и не за графиню – у него и само-го жена графиня.

И не за пёстрые же наряды.

И не за стихи же.

Как говорила всё та же Цветаева:

А и вправду – что она ему сделала?…

Нина Хабиас появилась в Москве летом 1921 года из Ир-кутска и в некоторых интернетных статьях названа провинциал-кой.

Устроилась на работу в ВЧКлб – это тоже Всероссийская Чрезвычайная Комиссия только по ликвидации безграмотности.

В сентябре – она читает стихи со сцены в кафе «Домино»…

Поэт Тарас Мачтет, низкорослый горбун, которого Маяков-ский, со свойственной ему хамоватостью, представил со сце-ны, – «Тарас Мачтэт стихи прочтэт» – «Дневники»:

– «Хабиас, новая поэтесса, читает свои похабные, барков-ские стихи с эстрады….»

Ну а чем ещё может провинциальная поэтесса подивить мос-ковскую революционно-полуголодную, но зажравшуюся эпа-тажными стихами публику – только матом. Ведь не писать же ей, как папа Тараса Мачтета, депрессивные пролетарские песни, вроде «Замучен тяжёлой неволей», которые семьдесят лет угрю-мо пела вся страна.

Поэт Тарас Мачтет – «Дневники»:

– «Шум, гром, крики… милицию даже вводили».

Вот так и завоёвывается Москва.

Стало быть – моралист Есенин рассердился, что поэтесса Шафрана Хебебовна Хабиас ругается матом – и наговорил ей «колкостей».

Так Сергей Александрович и сами были мастер по этой час-ти – большой и малый загибы Петра Великого – около трёхсот слов и морской и казачий загибы знали назубок, и полтора года назад с этой же сцены эстрады-столовой читали:

Вы, любители песенных блох,

Не хотите ли отс… ать у мерина?

(по другой версии – просто вышел и послал публику матом куда подальше)

И тоже был скандал – шум, гам, крики, – Зоофилия!

И тоже вызывали милицию.

И ЧК.

О чём на Лубянке завели уголовное дела №10055.

Оказалось – никакой зоофилии. Просто – парижский поце-луй.

А мерин – это кличка поэта Мариенгофа.

Ну а коль не мат – так что ж так возбудило Есенина в Нине Хабиас?

Что такое «сопо (СОюз ПОэтов) китайскому домику» – не-известно, но это хоть поэтический образ, а вот в какое такое ме-сто «стально и сладчайше давит коленом» Грузинов Иван – тут уже явно какая-то революционная садо-мазо-кама-сутра и но-чи, как повидло.

Но получается – Есенин пришёл в гости к Ивану Грузинову – обхамкал и выпер из дому не просто гостью, а любовницу хозя-зина дома.

Ну, зверь человек – никаких понятий.

Журналист Эмиль Миндлин:

– «В один из вечеров в „Домино“ Хабиас торжественно со-общила мне о сделанном ею сенсационном открытии: её сожи-тель, поэт-имажинист Иван Грузинов, не кто иной, как сам… Ии-сус Христос!»