Валерий Рябых - Загадка Симфосия. Исторический детектив

4. Иеремиада (устарел.) – жалоба, сетование.

5. Скрипторий – монастырское помещение для переписки и иллюстрирования книг.

6. Studium generale (лат.) – средневековое название университета.

7. После первого часа – седьмой час утра (см. далее схему суточного круга богослужения):

Вечер.

Девятый час – 3 час дня.

Вечерня – около 4.30

Повечерие – 6 час дня

Утро.

Полунощница (Бдение) – 12 час ночи.

Утреня (Хвалитны) – 5 час утра.

Первый час – 7 час утра.

День.

Третий час – 9 час утра.

Шестой час – 12 час дня.

Литургия – служится перед обедом

8. Ромейских (устарел.) – византийских.

9. Глеб рязанский – Глеб Ростиславович (+1177), князь Рязанский.

10. Галки – галка геральдический символ Галича: на гербе Галича изображена стоящая галка, не гербе Галичины идущая галка.

О прибытии в обитель, где убит монах, и где сплетничают о сильных мира сего.

Несмотря на день, монастырские дубовые врата крепко заперты. Мышь полевая не шмыгнет, куда уж там пробраться лихому человеку. Оруженосец Варлам, что было мочи, застучал входным кольцом, клацнула защелка, и в смотровое оконце выглянула угрюмая образина. Страж поначалу опешил, увидев пышную кавалькаду, войдя в разум, грубо вопросил: «Чьи будете? Пошто приперлись?». Вняв ответу, он захлопнул створку, однако не поспешил растворять воротины, верно пошел доносить начальству. Вспыльчивый меченоша взялся колотить булавой по железной обрешетке, призывая на голову незадачливой охране всяческие напасти. Но вот отодвинулись запоры, и в распахнутом зеве ворот открылось монастырское чрево.

Приструнив неловкого стражника, нас с поклоном встретил расторопный отец-вратарь. Проявив завидную сметливость, он вскоре привел седого сухопарого инока в чине иеромонашеском. Старец представился отцом Поликарпом – здешним келарем. Благосклонно выслушав Андрея Ростиславича, управитель взялся сопроводить боярина к игумену в палаты, остальных же поручил невесть откуда набежавшим служкам.

Краснощекий монастырский отрок, лет семнадцати, взял под уздцы моего Гнедка и, ласково воркуя тому на ухо, повел вослед другим, к стойлам. Я не преминул познакомиться с провожатым, малого звали Акимом. Он послушествовал уже год, но лишь месяц назад принял рясофору (1), в обители с этим не спешили. Происхождением Акимий из теребовльских боляр, чего занесло к западу, сказывать не стал. Ради поддержания разговора, я поинтересовался:

– Из того ли ты града – удела Василька (2) князя, ослепленного братьями своими?

Тут отрок приосанился и чинно пояснил, сочтя меня малосведующим:

– Учинил лютую казнь зять Васильков – Давыд из Ольгова племени. Задумал окаянный удел тестев захапать. Попустил изуверству Святослав Киевский… Брат же родной Василька – Володарь вовсе не причастен и тоже потерпел от извергов. – Складно вещал Аким (мне осталось лишь поддакивать). – Дело то гнусное не Теребовль (3) ославило, а безбожных князей, что вырезали глаза сроднику. Василько же Володаревич – несчастный страдалец, стал во истину святым в православном мире, – дельно заключил начитанный послушник.

Спросив всуе, я оказался задет за живое. История та доподлинно известна всякому русскому человеку, и нет предела недовольства безбожными князьями, осрамившими род Рюриков. Аким поначалу распалился, но быстро сник, стал уклоняться от гневных обличений. Должно, в здешнем месте строго чтится устав, не в пример киновиям (4) где черноризцы, прельщаясь собственным суесловием, страждут позубоскалить по всякому пустяку.

Вопреки негласному монастырскому правилу, требующему тишины в утренние часы, двор обители был непривычно оживлен. Суетливо сновали холопы и послушники, последние норовили прибиться к кучкам столпившихся монахов, но те их немилосердно гнали. Сами же иноки что-то оживленно обсуждали, то и дело, указывая перстами то на странноприимный дом, то на размещенные по левую руку настоятельские палаты. Мне стало любопытно, о чем они так оживленно судачат, однако пришлому чужаку следует быть скромней.

Миновали белесую, каменной, перемежаемой плинфами (5), кладки церковку, в ее тусклых слюдяных оконцах мерцали всполохи горящих свечей. До меня еле донесся заунывный голос чтеца. Вроде, как и не по часам служат? Между тем, у северного портала другая группа чернецов озабоченно внимала истощенному пастырю и, покорствуя его указаниям, по одному, по двое разбредались по обители.

В глубине монастырского подворья, у вросших в землю подсобных строений, тесно сгрудились разномастные телеги и возки. Меж них кружила многочисленная челядь, покрой ее одежд выдавал прислужников властной особы. Навстречу нам степенно прошли вооруженные гридни. Свежий порыв ветра донес до меня обрывки их разговора, речь шла о размещении дозора на подступах к монастырю. Стало быть, кроме нас в святом месте разместился еще некто весьма знатный, коль явился с дружиной и холопами?

– Что за гости в обители? – спросил я у проводника.

– Из Галича, сам Владимир Ярославич (6) припожаловал!

Скинув камилавку, малый спохватился и поклонился дружинникам. Не удосужась даже намека на ответное приветствие, обиделся на гордецов. И уже совсем по-дружески заговорил со мной:

– Прибыл с дружиной и попами, одних бояр целый выводок привел, а уж челядинцев и смердов не счесть!

– Так уж, прямо сам князь сподобил, – усомнился я, – а не лукавишь ли отрок? А чего ты сразу-то не предупредил меня? Ты так, паря, не шути!

– Крест святой, совсем не лгу! Самолично, собственной персоной властелин Галицкий, законный сын Ярослава Осмомысла, с дружиною в обитель вселился.

Я отбросил неуместные сомнения:

– Наслышан ужо я про вашего князя, отхватил таки стол отцовский! Ловок бестия, из полону угорского бежал.… Сказывают, император много ему поспособствовал. Вот Никола Лях (7) и отвоевал у королевича Андрея (8) Галич. Ну, так Бог в помощь Владимиру, пусть покажет себя, проявит хватку отцовскую! – Войдя в кураж, я скорчил заговорщицкую личину, недостойную моего сана. – А попадья-то, полюбовница его с ним приехала, али как, ведаешь? Гляжу, в храме огни горят, может, Володимир обвенчаться надумал? – И глумясь, я сально подначил малого. – Господь даст, еще погуляем на свадебке!?

– Грешно балагурить, отче, – провожатый мой истово перекрестился, – в церкви треба по рабу божью Захарии. Жил вот, и нет человека. А ведь еще овчерась догнал и подзатыльник мне отвесил. Да я не сержусь на него, – и паренек обиженно шмыгнул носом.

– Что так, – изумился я, – поди, не в годах усоп?