Томас Дональд - Маркиз де Сад

По признанию Рене-Пелажи, существовала опасность выступления жителей Ла-Косты против солдат в защиту своего господина. То и дело в поднятом шуме раздавались крики: «Его поймали! Негодяй у нас в руках!» Но этого не случилось. Самого Сада нигде не нашли. Хотя полиция была уверена, что, раз маркиза находилась в замке, значит, и ее муж присутствует где-то поблизости, но обнаружить его не удалось. Наконец полицейский отряд оседлал лошадей, адьютант занял место в карете, и все они покинули пределы замка. Но на другой день они оставались еще в деревне. Только спустя сутки преследователи вернулись в Апт. Так закончился один из многочисленных безуспешных походов в поисках беглеца. Адвокат Гофриди получил от Рене-Пелажи написанную впопыхах записку. Ему вменялось в обязанность предупредить Сада о произошедшем и призвать его быть осторожным.

После этого фиаско, 25 марта, герцог де ла Вриер от имени короля обратился к генерал-губернатору Прованса с рекомендацией прекратить бесполезные попытки разыскать маркиза в замке Ла-Коста, а лучше бы устроить для него западню где-нибудь в окрестностях шато, когда он будет меньше всего этого ожидать. 12 апреля генерал-губернатор дал ответ, в котором пообещал подключить к работе своих шпионов, однако пессимистично добавил: «В районе Ла-Косты Сада, по-видимому, нет».

Случилось же так, что маркиз, никем не замеченный, вернулся в замок, где тихо прожил с женой и Анн-Проспер весь июнь и начало июля 1774 года. Отсутствие энтузиазма со стороны властей объясняется, вероятно, тем, что театром семейных военных действий на сей раз стал Париж, куда 14 июля Рене-Пелажи вернулась с сестрой, чтобы попытаться уговорить мадам де Монтрей отозвать приказ об аресте мужа. По-видимому, в ее отсутствие Сад ездил в Бордо, где в театре ставили одну из его пьес. Оттуда он отправился в Испанию, чтобы предпринять путешествие в Кадис. В ноябре он и Рене-Пелажи вновь мирно проживали в Ла-Косте. Негласный договор о перемирии существовал между преследователями и их жертвой до тех пор, пока Сад вел тихую, спокойную жизнь в своем уединенном замке. Спокойствие ничем не омрачалось на протяжении всех зимних месяцев. В письме из Парижа от 3 сентября жена настоятельно просила маркиза оставаться в Ла-Косте или Мазане. «Если он не последует моему совету, покажите ему это письмо». Lettre de cachet, согласно которому он мог быть задержан королевскими властями, все еще действовал. Но это была техническая сторона дела. Чтобы аннулировать приказ короля о его аресте, следовало сначала отменить выдвинутые против него в Марселе обвинения.

Саду время от времени нравилось играть роль помещика среди своих селян, даже если при этом ему приходилось поступать нехарактерным для него способом. В декабре 1774 года он сообщил Гофриди о своем запрете бродячим актерам играть в его деревне спектакль и даже велел порвать их афиши. Они собирались показать комедию, которую Сад считал непристойной, «Муж-рогоносец: побитый, но счастливый» Такое представление, как благочестиво заметил маркиз, оскорбляет религиозные чувства.

1774 год близился к завершению, и жизнь в Ла-Косте оставалась окутана атмосферой таинственности и подозрительности. В декабре Сад пригласил Гофриди на обед, уточнив, что еду подадут в три часа пополудни, что было на два-три часа раньше обычного времени трапезы в восемнадцатом веке. Хозяин объяснил это изменение следующим образом:

«Этой зимой по тысяче причин мы решили видеться с минимальным количеством людей. В результате, я провожу вечера в кабинете, мадам и иже с ней до вечерней поры обитают в соседней комнате. Это означает, что с наступлением ночи шато запирается, гасится свет, еда не готовится и даже не подается. По этой причине мы не укладываемся в обычное обеденное время, что причиняет нам ряд прочих неудобств».

Кабинет Сада располагался на цокольном этаже замка. Его окна в наружной стене выходили на юго-восток и смотрели в сторону Люберонской гряды. Несколько большую по размеру комнату рядом с ним вместе со своими дамами занимала Рене-Пелажи. В ночное время порядок размещения обитателей замка на первом этаже отличался некоторыми особенностями. Летняя спальня маркиза с гостиной занимала северо-восточный бастион, отвесно возвышавшийся над деревенскими крышами. Комнаты Рене-Пелажи и детей располагались с другой стороны здания, над внутренним двором. Рядом с Садом соседствовала молодая горничная жены. В доме Анн-Мари Мейфер знали под именем «Готон». У хозяина имелась также и зимняя спальня, устроенная в помещении в конце коридора — следовательно, еще дальше от семьи.

Если Гофриди наивно полагал, что зимний распорядок дня в Ла-Косте свидетельствовал о наступивших в жизни Сада переменах, то он глубоко ошибался, доказательством чему стали события зимних ночей, получившие огласку весной 1775 года и вызвавшие полнейший шок.

В Соман приехала девушка пятнадцати лет, и ее принял аббат де Сад. Она поведала ему о том, что прошедшей зимой вытворяли с ней в неком замке, где она находилась вместе со своими подругами. Все они были очень юными. С неосмотрительного согласия их родителей девушек взяли в господский дом в качестве прислуги. Теперь же отцы и матери начали свидетельствовать против своего господина, обвиняя его в похищении. Но до тех пор родители этих юных созданий ничего не знали о нуждах своих дочерей, так как находились далеко от них, например, в Лионе и прочих местах. Теперь же упоминалось об одном ужасном происшествии, связанном с захоронением человеческих останков в том месте, где содержались служанки. Но более важным выглядело другое: на теле девушки имелись еще не до конца зажившие отметины. Она являлась живым доказательством мрачных развлечений, которым в те зимние месяцы предавались в замке развратника.

Аббат де Сад не на шутку встревожился, в основном, по той причине, что сразу понял, о каком замке идет речь, и, скорее всего, балом там правит его распутный племянник. Сам маркиз 27 января 1775 года настаивал на ложности рассказа девушки, хотя объяснения отметинам на ее теле дать не смог. Но его слова действия не возымели. Теперь и его дядя был готов присоединиться к тем, кто требовал ареста и заключения Сада. Вскоре после этого в Соман пришло письмо от мадам де Монтрей, находившейся в Лионе, где она занималась расследованием «Скандала маленьких девочек», именно под этим названием дело получило огласку. Она подтвердила худшие опасения аббата, но умоляла его ни в коем случае не подвергать юную особу, находившуюся у него на попечении, медицинскому обследованию. Вторая пятнадцатилетняя девушка, по имени Мари Туссен, сбежавшая из Ла-Коста, получила убежище в монастыре в Кадруссе. Какой бы ни оказалась правда, но грозил разразиться скандал, ничуть не меньший, чем в Аркейе и Марселе. На сей раз, к великому огорчению мадам де Монтрей, в преступлении, похоже, были замешаны ее собственные дочери. По мнению матери, Рене-Пелажи являлась одновременно и жертвой, и сообщницей. Когда в оргиях в Ла-Косте Сад начал прибегать к кнуту и розгам, она «стала первой жертвой безумия, которое нельзя рассматривать иначе, как сумасшествие».