Айван Моррис - Благородство поражения. Трагический герой в японской истории

Осознав, кто перед ним стоит, Горобэй очутился перед дилеммой того типа, что особенно болезненно воспринимается японцами, и над которой особо мучились герои пьес театра кукол и Кабуки: либо он должен был приютить двоих самых разыскиваемых в стране преступников и подвергнуться риску сурового наказания по закону, либо ему приходилось нарушать свой долг ( он ) семье Осио, отказав ему с сыном в убежище. Впрочем, никакой возможности выбора у него не было, поскольку беглецы бесцеремонно вломились в переднюю дверь. Горобэй решил спрятать их в закрытом строении, отделенном от основного дома садом. [513]До смерти боясь, что все раскроется, он тщательно скрывал их присутствие ото всех домашних, кроме жены. На протяжении следующих недель престарелая чета по очереди, тайком носила беглецам пищу и все необходимое.

Все шло хорошо до тех пор, пока одна из горничных, гостя в своей семье в близлежащей деревне, не заметила вслух, что последнее время в доме ее хозяина приобретается необычно большое количество риса. Эта новость дошла до местного управления. Власти призвали трепещущих супругов Горобэй, и те на допросе сознались, кем являются их именитые гости. Комендант Осакского замка немедленно отдал приказ схватить Осио с сыном живыми. Те, кого назначили произвести арест, бросили жребий — кому первому вступить в узкий проход, ведших к убежищу Осио, и заслужить честь и славу.

На рассвете 1 мая группа из четырнадцати полицейских окружила строение. Они разработали план, по которому жена Горобэй должна была выманить Осио из дома, чтобы они схватили его живым. План провалился, когда Осио заметил одного из них за воротами и понял, что пришел последний час. Стражники призывали Осио выйти и сразиться с ними, но он не ответил на их уловки, и они решились на немедленную атаку. Осио сразу поджег солому и прочие горючие материалы, которыми он обложил дом именно на такой чрезвычайный случай. Когда стражники все же ворвались в помещение, он выхватил кинжал около сорока сантиметров в длину и вонзил его себе в горло, перерезав сонную артерию. Затем он вытащил оружие из раны и швырнул его в нападавших, однако, что для него всегда было характерным, не причинил никакого серьезного вреда. Какое-то мгновение он стоял у входа, и охранникам была смутно видна его высокая фигура, напоминавшая священника, окруженная языками пламени. Потом он упал и погиб в горящем доме, как Ёсицунэ в своем укреплении при реке Коромо.

Резко усилившийся жар не позволил охранникам приблизиться. Когда пламя удалось укротить, они пробрались в комнату и отыскали обгорелые тела Осио и его сына. Какуноскэ вел себя храбро в уличных боях в Осака за пять недель до того, однако, когда пришел конец, он, очевидно не решился убить себя, и отцу пришлось заколоть его, чтобы спасти от пленения. По одному из преданий, люди слышали, как Осио кричал: «Трус! Трус!» ( хикё, хикё ) своему сыну, когда полицейские готовились к атаке. [514]Вероятно, поражение сильно подействовало на его разум. Как бы то ни было, если описание происшедшего верно, это было очень грустное расставание с сыном, которого он так любил. После того, как тела извлекли из дома, их омыли и погрузили на носилки для последующей транспортировки в отделение магистрата. Тем временем, на улицах собралась огромная толпа. Когда Осио выносили, некоторые из наблюдавших заметили, что его голова так деформировалась и распухла от жара, что была похожа на огромную жабу.

За драматической смертью Осио и его сына последовало детальное расследование обстоятельств мятежа. Официальные слушания дела правительством Бакуфу начались в Эдо 4 сентября, однако судебные колеса поворачивались столь медленно, что вердикт был вынесен лишь 28 сентября следующего года. В решении суда отобразилась вся жестокость законов Токугава; выявилась самая уродливая природа наказаний, припасенных для тех, кто осмеливался нарушить установленный порядок. [515]Для двадцати человек, признанных особо ответственными за восстание, было предназначено высшее наказание — распятие; других участников приговорили к обезглавливанию, тюремному заключению или, ссылке на далекие острова. [516]В качестве знака особой снисходительности суд решил, что малолетний сын Какуноскэ, который в принципе должен был быть казнен за преступления отца, получал вместо этого пожизненное заключение.

Наказание двоих главных обвиняемых — Осио и его сына — представляло некоторые затруднения, поскольку ко времени объявления приговора они были уже шестнадцать месяцев как мертвы. Своим последним решением суд осудил Осио за то, что тот «критиковал правительство» ( сэйдо-о хихан итаси ), а также воспользовался своей должностью учителя, чтобы принудить горстку последователей, включая полицейских чинов, к восстанию. «Ввиду этих нечестивых деяний, — говорилось в заключении, — да будет известно, что засоленные тела Осио Хэйхатиро, а также [его сына Какуноскэ] выставляются на публичное обозрение, а затем подлежат распятию в городе Осака». [517]В качестве последнего акта лишения чести, было приказано не устанавливать никакого надгробия на его могиле, которая иначе могла бы стать местом паломничества со стороны его почитателей.

Из двадцати девяти других заговорщиков были способны выслушать приговор — то есть еще оставались в живых — всего пять человек. Большинство умерло в осакской тюрьме, где условия были столь ужасны, что заключенные редко жили дольше нескольких месяцев. [518]Засоленные тела тех, кто был приговорен к распятию, но погиб в тюрьме, проносили по улицам и в соответствии с предписанием, крепили к столбам на месте казней в Осака. [519]

Хотя основной функцией суда было наказание виновных, правительство также не забывало о конфуцианской заповеди — награждать достойных. Перебежчикам и информаторам были выданы деньги; особое вознаграждение получил полицейский чин по имени Сакамото, отличившийся тем, что уничтожил пушку восставших. [520]Не были забыты и гражданские лица: их ревностные расследования и вынесенные ими приговоры принесли им похвалу и приличные денежные суммы.

«Действия, предпринятые Осио Хэйхатиро, окончились полным поражением», [521]- пишет Юкио Мисима, его главный современный почитатель. Несправедливости, которые Осио намеревался уничтожить, продолжали твориться; результаты же его действий оказались прямо противоположными предполагавшимся. Действительно, критическое состояние с продуктами питания в городе несколько смягчилось, однако лишь благодаря ряду обильных урожаев, а не стараниями героя-святого. Несомненно, сам Осио понимал всю несостоятельность восстания, но его характер никогда не позволял ему признать это открыто.