Колин Маккалоу - Травяной венок. Том 2

Дорога от берега поднималась круто вверх, потому что восточная прибрежная полоса была узкой, а хребет Апеннин был высок и подступал близко к морю. Тем не менее удаленный от него Аскул был самым крупным и наиболее важным городом во всем Южном Пицене. Устрашающее кольцо каменных высоких стен словно повторяло цепь горных вершин, которыми был окружен город. Поблизости протекала река Труент, в эту пору года превратившаяся в цепочку луж, но сообразительные аскуланцы наладили снабжение водой из слоя галечника, расположенного значительно ниже ложа реки.

Посланные вперед слуги отлично справились со своей задачей. Когда Квинт Сервилий достиг главных ворот Аскула, то увидел, что его вышла приветствовать небольшая толпа, по-видимому, процветающих торговцев, которые говорили не по-гречески, а по-латински, и все были в тогах, как римские граждане.

Квинт Сервилий слез со своей белоснежной женской лошади, перебросил пурпурный плащ через левое плечо и принял приветствие депутации с милостивой снисходительностью.

– Это римская или латинская колония, не так ли? – спросил он нерешительно.

Его познания в таких вопросах были не так хороши, как следовало бы, если принять во внимание то, что он был римским претором, путешествующим по Италии.

– Нет, Квинт Сервилий, но здесь живут римские торговцы: около ста человек, – ответил глава депутации, которого звали Публий Фабриций.

– Тогда где же вожди пиценов? – одновременно удивился и возмутился Квинт Сервилий. – Я ожидал, что меня будут встречать и туземцы!

– Пицены последние несколько месяцев избегают общаться с нами, римлянами, – с виноватым видом ответил Фабриций. – Я не знаю, почему, Квинт Сервилий! Но, кажется, они питают по отношению к нам весьма недобрые чувства. К тому же сегодня местный праздник в честь Пикуса.

– Пикуса? – Квинт Сервилий удивился еще больше. – У них праздник в честь дятла?

Они прошли через ворота на небольшую площадь, украшенную гирляндами из осенних цветов. Камни ее были усыпаны лепестками роз и маргаритками.

– В этих местах Пикус – это что-то вроде пиценского Марса, – объяснил Фабриций. – Он был царем древней Италии, как они считают, и привел их из сабинских земель, откуда они родом, через горы сюда, в Пицен. Когда они появились здесь, Пикус превратился в дятла и обозначил их границы, продолбив деревья.

– А-а-а… – лишь произнес Квинт Сервилий, потеряв интерес к рассказу.

Фабриций провел Квинта Сервилия и его легата Фонтея к своему роскошному особняку, расположенному на самой высокой точке внутри стен города, устроив так, что ликторы и солдаты были расквартированы поблизости в соответствующих условиях, и распорядившись, чтобы рабы гостя были поселены в его собственных помещениях для рабов. Квинт Сервилий пришел в доброе расположение духа, ощутив такое разностороннее и роскошное гостеприимство, особенно после того, как осмотрел свою комнату, по-видимому, лучшую в этом прелестном доме.

День был жаркий, солнце стояло над головой. Двое римлян искупались, потом присоединились к хозяину и из лоджии оглядывали город, его впечатляющие стены, и еще более впечатляющие горы за ними – вид, каким могут похвастаться немногие города.

– Если ты пожелаешь, Квинт Сервилий, – предложил Фабриций, – мы могли бы пойти этим вечером в театр. Сегодня играют «Вакхидов» Плавта.

– Неплохое предложение, – отозвался Квинт Сервилий, сидя в тени, в кресле, устланном подушками. – Я не был в театре с тех пор, как выехал из Рима. – Он томно вздохнул. – Я обратил внимание, везде цветы, но на улицах почти ни души. Это что, из-за праздника дятла?

– Нет, – нахмурился Фабриций. – Вероятно, надо что-то предпринять по поводу странной новой политики, которую проводят италики. Пятьдесят аскуланских детей – все италики – отправлены этим утром в Сульмо, а в Аскуле, в свою очередь, ожидают прибытия пятидесяти детей из Сульмо.

– Это необычно! Можно предположить, что они обмениваются заложниками, – сказал разнежившийся Квинт Сервилий. – По-видимому, пицены собираются воевать с марруцинами? Похоже, так оно и есть.

– Я не слыхал никаких разговоров о войне, – ответил Фабриций.

– Хорошо, тогда, во всяком случае, можно сказать, что факт отправки пятидесяти аскуланских детей из города к марруцинам и то, что взамен ожидают пятьдесят марруцинских детей, говорит о непростых отношениях между пиценами и марруцинами, – Квинт Сервилий захихикал: – О, разве было бы не замечательно, если бы они передрались между собой? Это отвлекло бы их от мысли приобрести наше гражданство, не так ли? – Он отхлебнул вина и с удивлением поднял глаза: – Дорогой Публий Фабриций! Охлажденное вино?

– Неплохая выдумка, правда? – обрадовался Фабриций, довольный тем, что ему удалось изумить римского претора, носящего столь древнее и знаменитое патрицианское имя Сервилий. – Я посылаю людей в горы каждые два дня, и мне приносят достаточно снега, чтобы охлаждать вино в течение всего лета и осени.

– Восхитительно, – Квинт Сервилий откинулся в кресле. – А чем ты вообще занимаешься? – вдруг спросил он.

– У меня заключен договор с большинством садоводов в окрестности, – отвечал Публий Фабриций. – Я скупаю у них яблоки, груши и айву. Самые лучшие фрукты отсылаю прямо в Рим, остальные перерабатываю в джем на моем заводике, а потом и джем посылаю в Рим.

– О, это превосходно!

– Да, должен сказать, дела идут очень хорошо, – похвастался Фабриций. – Заметьте, если италики увидят, что человек с римским гражданством начинает жить лучше, чем они, то они обычно поднимают шум о монополиях и нечестном ведении торговли, в общем несут чепуху, как всякие лодыри. На самом деле они просто не хотят работать, а те, что работают, ничего не смыслят в торговле! Если мы оставим им их урожай, фрукты так и сгниют на земле. Я явился в эту холодную и забытую богами дыру не для того, чтобы отобрать у них их дело, а для того, чтобы основать свое! Когда я только начинал, они не знали, как отблагодарить меня, и были мне признательны. А теперь я персона нон грата для каждого италика в Аскуле. И мои римские друзья здесь могут рассказать то же самое, Квинт Сервилий!

– Эта история из тех, что я слышал и раньше, от Сатурнии до Ариминума, – сказал претор, посланный «вникнуть в италийский вопрос».

Когда солнцу оставалось пройти примерно треть пути по западному небосклону, и жара в этом прохладном горном воздухе стала ощущаться слабее, Публий Фабриций и его важные гости отправились в театр, к временной деревянной постройке, расположенной возле городской стены таким образом, что зрительские места оказались в тени, в то время как солнце освещало сцену, на которой должна была быть представлена пьеса. Несмотря на то что пять тысяч пиценов уже заняли места, два первых ряда полукруглого амфитеатра оставались свободными – они предназначались для римлян.