Колин Маккалоу - Травяной венок. Том 2

– Что это? Что это? – продолжала спрашивать она. Наконец слуга ответил ей, поднимаясь с колен от ложа, где лежал Марк Эмилий Скавр, глава сената:

– Он умер, domina. Марк Эмилий умер.

Почти в тот же момент, когда весть о кончине Скавра, главы сената, обежала весь город, пришло известие о том, что Секст Юлий Цезарь умер от грудного воспаления во время осады Аскула. Переварив содержание письма, пришедшего от Гая Бебия, легата Секста Цезаря, Помпей Страбон принял решение. Как только пройдут государственные похороны Скавра, он сам отправится в Аскул.

Исключительно редко приходилось сенату голосовать по поводу государственных средств на похороны, но даже во времена, более тяжелые, чем теперь, нельзя было себе представить, чтобы Скавр не был удостоен государственных похорон. Весь Рим обожал его, и весь Рим собрался отдать ему последние почести. Ничто уже не будет по-прежнему без его лысины, отражавшей солнце, как зеркало, без прекрасных зеленых глаз Марка Эмилия, которых он не спускал с римских высокородных негодяев, без его остроумия, юмора и храбрости. Долго еще будет не хватать его.

Для Марка Туллия Цицерона тот факт, что Скавр покидал Рим, увитый ветками кипариса, был предзнаменованием; так и он умер для всего, что было для него дорого – для форума и книг, закона и риторики. Его мать была занята поисками съемщиков для римского дома, ее сундуки были уже уложены для возвращения в Арпин. Поэтому, когда наступила пора отъезда, ее уже не было в Риме, она не собирала вещей Цицерона и ему не с кем было проститься. Он выскользнул на улицу и позволил подсадить себя в седло лошади, которую отец прислал для него из деревни, поскольку семья не обладала почетным правом на Общественную лошадь. Его пожитки были сложены на мула; все, что не поместилось, пришлось оставить. Помпей Страбон не терпел, чтобы его штаб был перегружен багажом. Цицерон знал это благодаря своему новому другу Помпею, с которым он встретился за городом на Латинской дороге часом позже.

Погода была холодная, ветреная, сосульки, свисавшие с балконов и веток деревьев, не таяли, когда маленький штаб Помпея Страбона начал свое путешествие на север, в самую пасть зимы. Часть его армии размещалась на Марсовом поле после участия в его триумфе и теперь была уже в пути, опередив штаб. Оставшаяся часть шести легионов Помпея Страбона ожидала его возле Вейи, неподалеку от Рима. Здесь они остановились на ночь, и Цицерон оказался в одной палатке с другими юношами, прикомандированными к штабу полководца. Это были восемь молодых людей в возрасте от шестнадцати – столько лет было младшему из них, молодому Помпею – и до двадцати трех – столько было старшему, Луцию Волумнию. Во время дневного пути не было ни времени, ни возможности познакомиться с другими кадетами, и с этим испытанием Цицерону пришлось столкнуться, когда они разбивали лагерь. Он не имел понятия ни о том, как ставить палатку, ни о том, что требуется от него, и с несчастным видом держался позади, пока Помпей не сунул ему в руки конец веревки и не приказал держать ее, не двигаясь с места.

Вспоминая свой первый вечер в кадетской палатке много лет спустя с выигрышной позиции возраста, Цицерон удивлялся, как ловко и незаметно помогал ему Помпей, без слов давая понять, что Цицерон находится под его покровительством, не раздражаясь, когда он проявлял физическую неспособность. Сын командующего, без сомнения, был хозяином в палатке, но вовсе не потому, что он являлся сыном полководца. Он не блистал начитанностью и образованностью, но обладал выдающимся умом и непоколебимой уверенностью в себе; он был прирожденным диктатором, непримиримый к ограничениям, нетерпимый к глупцам. Может быть, поэтому он почувствовал симпатию к Цицерону, который никогда не был глупцом и не был склонен приспосабливаться к ограничениям.

– У тебя неподходящая экипировка, – сказал он Цицерону, окинув взглядом кучу имущества Цицерона, сброшенного с его мула.

– Мне никто не сказал, что надо взять, – стуча зубами, ответил посиневший от холода Цицерон.

– У тебя что, нет ни матери, ни сестры? Они обычно знают, что собрать в дорогу, – сказал Помпей.

– Мать есть, сестры нет, – он все еще не мог справиться с дрожью. – Моя мать меня не любит.

– Штаны у тебя есть? А рукавицы? А двойная шерстяная туника? И толстых носков нет? И шерстяной шапки?

– Только то, что здесь. Я не подумал. Все эти вещи, конечно, есть дома, в Арпине.

Думает ли семнадцатилетний мальчишка о теплой одежде? – спрашивал себя годы спустя Цицерон и вспоминал ту радость, которую он испытал, когда Помпей, не спрашивая дозволения, заставил каждого юношу отдать Цицерону что-нибудь из теплых вещей.

– Не скулите, у вас всего достаточно, – сказал Помпей остальным, – Марк Туллий, может быть, и идиот в каких-то вопросах, но в других он умнее всех вас вместе взятых. И он мой друг. Так что благодарите судьбу, что у вас есть матери и сестры, которые знают, что дать вам в дорогу. Волумний, тебе не нужны шесть пар носков, ты их все равно не меняешь! Передай-ка эти рукавицы, Тит Помпей. Эбутий – тунику. Тейдей – тунику. Фундилий – шапку. Майаний, у тебя всего так много, что ты можешь дать по одной вещи всякого рода. Я с легкостью поступлю так же.

Армия вступила в горы сквозь метель и снежные заносы, и утеплившийся Цицерон беспомощно тащился вслед за ней, не зная, что может случиться, если они наткнутся на врага, и что ему тогда делать. Столкновение оказалось случайным и неожиданным. Они только что перешли замерзшую реку Фульгина, когда армия Помпея Страбона встретилась с четырьмя разношерстными легионами пиценов, проходившими через горы из Южного Пицена, очевидно, с намерением устроить волнения в Этрурии. Столкновение окончилось их разгромом. Цицерон не принимал в этом личного участия, потому что тащился в хвосте вместе с обозом. Молодой Помпей решил, что он должен присматривать за объемистым багажом кадетов. Это, как было ясно Цицерону, освобождало Помпея от заботы о его благополучии и местонахождении, когда они шли по вражеской территории.

– Чудесно! – воскликнул Помпей в тот вечер, чистя свой меч в кадетской палатке. – Мы перебили их. Когда они решили сдаться, мой отец только рассмеялся. Так что мы загнали их в горы, отрезав от обоза, – вот так. И если они не умрут от холода, то скоро их прикончит голод, – он поднес лезвие к лампе, чтобы убедиться, что оно отчищено до блеска.

– А мы не могли бы взять их в качестве пленных? – спросил Цицерон.

– При таком главнокомандующем, как мой отец? – Помпей засмеялся – Он не считает нужным оставлять врагов в живых.

Набравшись смелости, Цицерон продолжал настаивать:

– Но это же италики, а не внешние захватчики. Разве они не могут понадобиться для наших легионов, когда эта война закончится?