Эдмон Лепеллетье - Прачка-герцогиня

Завтрак шел своим чередом.

Наконец подали пирог, представлявший собой город Данциг, мастерское произведение императорского повара. Император обратился к Лефевру:

– Невозможно было бы дать пирогу другую форму, которая больше бы понравилась мне! Вам, господин герцог, принадлежит право первому дать сигнал к атаке. Это – ваша добыча, так вы и должны первым оказать ей честь! – И с этими словами Наполеон передал Лефевру нож.

Маршал разрезал пирог, и все трое нанесли крепости жестокое поражение зубами.

Маршал вернулся к себе в восторге от любезности императора.

– Как жалко, что там не было Катрин! – сказал он, вздыхая. – Я не помню, чтобы его величество был в лучшем настроении. Но что за странный подарок – этот данцигский шоколад!

Он машинально развязал пакет, данный ему Наполеоном. Там под шелковой бумагой оказались триста тысяч франков ассигнациями. Это был подарок новому герцогу для поддержания его ранга. С того времени между военными (Лефевр и не подумал скрывать милость императора) всякие неожиданные награды получили название «данцигского шоколада».

Благоволение императора к маршалу должно было бы защитить его жену от всякого злоречия и язвительных уколов, но обе сестры Наполеона и те дамы, которые заискивали перед ними, не желали упустить такой благоприятный момент, как прием у императрицы, чтобы лишний раз поиздеваться над Екатериной и попрекнуть ее низким происхождением.

Обстоятельства благоприятствовали этим ядовитым бестиям.

Екатерина Лефевр в парадном туалете, с искусной прической, вздымавшейся на голове в виде громоздкого сооружения, на вершине которого развевался громадный ток из белых страусовых перьев, в придворном платье с длинным шлейфом и в крайне стеснявшей ее мантии из светло-голубого бархата с золотыми пчелками и с герцогскими коронами, вышитыми по углам, появилась на пороге салона сияющая и в то же время смущенная.

Утром она вместе с Деспрео упражнялась в церемониале представления в качестве герцогини, место которой было подле императрицы наравне с королевами и, желая не ударить в грязь лицом, мысленно повторяла свою роль.

Толстый, величественный, краснолицый дворецкий, который уже много раз прежде впускал ее в Тюильри, поспешил провозгласить как можно громче:

– Ее высокопревосходительство супруга маршала Лефевра!

Екатерина повернулась к нему в пол-оборота и пробормотала:

– Ах прохвост! Он не знает своей роли.

Тем временем императрица, сойдя с трона, пошла навстречу Екатерине. Всегда очень любезная, Жозефина такими словами приветствовала жену победителя северной крепости:

– Как поживаете, герцогиня Данцигская?

– Что мне делается? Я крепка, как Новый мост! – без стеснения ответила Екатерина. – Ну а вы, ваше величество, надеюсь, тоже здоровы? – Затем, повернувшись к невозмутимому дворецкому, она сказала ему с жестом полного удовлетворения: – Что, съел, мошенник?

Герцогиня при подавленных смешках и многозначительных перемигиваниях заняла место в кругу дам.

Хотя императрица и старалась смягчить всеобщую недоброжелательность, обращаясь к новой герцогине с милостивыми словами, но Екатерина заметила, что над нею смеются Она стиснула зубы, чтобы не наброситься на этих нахалок и не заткнуть им глотки.

– Что нужно от меня этим фуриям? – пробормотала она. – Ах, если бы император был здесь, вот-то отвела я бы душеньку, отчихвостив их как следует!

В то время как среди дам поднялся оживленный разговор, темой для которого была Екатерина, взбешенная, что не может ничего ответить им, к ней подошел какой-то выбритый субъект с худощавым, хитрым лицом, на которого большинство придворных смотрело с особым вниманием, казавшимся одновременно полным как презрения, так и страха.

– Вы не узнаете меня, герцогиня? – спросил он, кланяясь Екатерине с притворной вежливостью.

– Нет, никак не могу узнать, – ответила Екатерина, – а между тем я готова поклясться, что когда-то прежде мы с вами встречались.

– О, да! Мы старые знакомые. Но встречались мы с вами в те давно прошедшие времена, когда вы… еще не были облечены тем высоким саном, с которым я имею честь поздравить вас ныне!

– То есть вы хотите сказать – когда я была прачкой? О, не стесняйтесь, пожалуйста, я нисколько не стыжусь прошлого. Да и Лефевр тоже. Я до сих пор храню в шкафу свой скромный костюм работницы, а Лефевр сохраняет мундир сержанта гвардии!

– Ну так вот, герцогиня, – продолжал этот человек с вкрадчивой речью и мягкими манерами, в которых что-то напоминало отчасти священника и весьма – бандита, – в ту отдаленную эпоху я однажды имел удовольствие находиться в вашем обществе на одном из общественных балов. Ведь я был вашим клиентом, почти другом. И вот уличный чародей предсказал вам, что вы станете герцогиней.

– Да, я помню этого предсказателя счастья. Сколько уж раз мы с Лефевром вспоминали его! Ну, а вам-то он что-нибудь предсказал тогда?

– Как же! Мне он тоже составил гороскоп и предсказал будущее. Его предсказания мне так же сбылись, как и у вас!

– Неужели? А что он предсказал вам?

– Что я стану министром полиции, и я стал им! – ответил он с тонкой улыбкой.

– Так вы – господин Фушэ! – вздрогнув, сказала Екатерина, несколько обеспокоенная соседством этого страшного человека, в котором она женским инстинктом угадывала предателя.

– К вашим услугам, герцогиня! – произнес он шепотом, склоняясь перед ней в изысканном придворном реверансе, а затем поспешил сейчас же предложить свои услуги, так как, видя доказательства особой милости императора к Лефевру и его жене, хотел завоевать расположение новоявленной герцогини. – У вас здесь найдется немало завистников, даже врагов, так позвольте мне оградить вас от некоторой опасности. Не давайте этим дамам пользоваться вашей неосторожностью, а отчасти и незнанием придворных обычаев.

– Вы очень милы, господин Фушэ, – добродушно ответила Екатерина. – Я с благодарностью принимаю ваше предложение. Вы давно знакомы со мной и знаете, что я не люблю церемоний. Но я отлично понимаю, что бывают вещи, о которых нельзя говорить в обществе. Но только я зачастую не отдаю себе отчета, развяжу язык – и поехало! Вы-то понимаете в этом толк, так как министру полиции надо все знать и уметь быть хитрым.

– Существуют вещи, которые я знаю, и такие, которых я не знаю, – скромно ответил Фушэ. – Так вот, герцогиня, не разрешите ли вы мне кричать «огонь» – ну, как это делается в игре в жмурки! – говорить это всякий раз, когда вы слишком смело понесетесь прямо в одну из тех западней, которыми обильно усеян наш двор.

– С удовольствием, господин Фушэ, вы бесконечно обяжете меня! Ведь я не имею никакого понятия о придворных обычаях. Да и откуда знать их мне, бросившей утюг для того, чтобы взяться за манерку маркитантки!