Милош Кратохвил - Европа в окопах (второй роман)

«Ц. Ставка, 21 сент. 1916 г.

Моя любимая!

Сегодня поезд сильно запоздал, и твое письмо еще не пришло. Погода опять ясная и не очень холодная. Поблагодари Татьяну за фотографии и попроси ее прислать еще моей почтовой бумаги (одну из голубых коробок)…»

«Ц. Село, 27 сентября 1916 г.

… Мой любимый, завтра ты примешь нового министра внутренних дел… дай ему почувствовать твою силу воли и решительность…

Поговори с ним насчет…

Затем поговори с ним относительно…

Почему ты не можешь попросить Пуанкарэ (президента)… Вызови Шт… и дай ему твердую инструкцию…

Держи мою записку перед собой. Наш Друг просил тебя переговорить по поводу всех этих вопросов с Протопоповым, и будет очень хорошо, если ты поговоришь с ним о нашем Друге и скажешь ему, что он должен слушать…

Прости, что опять беспокою тебя, дорогой, так как ты постоянно ужасно занят. Но я всегда боюсь, что ты забудешь что-нибудь, и действую так, как если б я была твоей записной книжкой…

Поговори с Протопоповым о следующем:

1. Сух. — вели найти способ освободить его.

2. Рубинштейн — выслать.

3. Градоначальник.

4. Увеличить жалованье чиновникам в виде твоей личной милости к ним, чтоб это исходило не от министров.

5. Относительно продовольствия скажи ему решительно, строго, что все усилия должны быть приложены к тому, чтоб это дело было налажено, — ты это приказываешь.

6. Вели ему слушаться советов нашего Друга, это принесет ему счастье, поможет ему в его трудах и в твоих, — пожалуйста, скажи это, пусть он видит, что ты ему доверяешь; он знает Его уже несколько лет.

Держи эту бумагу перед собой.»

«Ц. Ставка, 29 сент. 1916 г.

Моя любимая!

…………………………………………………………………………………………………………….

Ну, вчера от 6.15 до 8.15 час вечера я разговаривал с Протоп. Я очень надеюсь, что он окажется подходящим и оправдает наши надежды… Твой маленький листок с вопросами был передо мной…»

«Мой дорогой муженек!

Уже месяц, как нет от тебя никакой весточки. Видать, из-за последних боев в Галиции почта не доходит. Со вчерашнего дня снова принимают посылки, да только в Венгрию. В Галицию и на Буковину все еще не принимают. Лишь бы ты не страдал от холода. А то бы я с радостью что-нибудь тебе послала.

У Тоноушека сегодня утром уже 37,8. Только что ушел доктор Скопал, пришел уже в половине восьмого. Говорит, вчера боялся, как бы не присоединилось воспаление легких, а нынче уже может сказать, что опасность миновала. Я всю ночь ставила Тоноушеку компрессы, через каждые два часа.

Вчера я оплатила счет у Кучеры, так что можешь не беспокоиться, он мне сказал, что архитектор Пильц вернулся с легким ранением в ногу. Говорит, все рады, что он дома. Не можешь ли и ты хоть на время к нам приехать? К. сказал, будто кое-где даже дают трехнедельные отпуска, я удивилась, но была бы очень рада, сам можешь себе представить.

Дети сегодня говорили с ясным месяцем, просили передать тебе их пожелания и просьбы.

Я знаю, тебе от того мало проку, но мы все о тебе думаем и неустанно тебя вспоминаем.

Целует тебя

твоя Фани»

«Мой дорогой и любимый муженек!

Наконец-то письмецо от тебя. Спасибо тебе за него большое. Написано в нем немного, да кабы и единое словечко было, и то оно всех нас потешит.

Здесь веселого мало. По улицам идут беженцы из Галиции, а местных почти что и не встретишь. Похоже, никто лишний раз носа не высовывает, только когда уж очень надо.

А сколько новостей чуть не каждый день услышишь, и одна печальней другой. Франтишека Томсу убило на Пьяве, его старшего брата уже сколько месяцев числят пропавшим без вести, можешь себе представить, что теперь у них в доме творится, одна пани Томсова верит, что хотя бы старший воротится. У Голанеков вчера был обыск, пришли жандармы и какие-то господа из пршеровской окружной управы, старого Голанека забрали с собой, до сей поры не вернулся. Говорят, молодой, который вроде бы тоже где-то там у вас, в Галиции, перебежал к русским. И сколько такого нынче творится!

Сегодня наш Эмилек, как проснулся, строго-настрого мне велел написать, чтобы ты поскорее возвращался. Тоноушек, наверно, уже понимает, что так быстро это не получится, а Дагмар и Эмиль все по тебе скучают, да и я каждую минуту вспоминаю, где-то теперь примостилась спать твоя дорогая головушка.

Только бы ты к нам воротился, уж до того ты тут нужен, чем времена злее, тем больше. А в остальном не беспокойся. Делаю, что могу, дети чувствуют себя хорошо, а это главное. Целую тебя

твоя верная супруга»

«Дорогой муж!

Я знаю, ты любишь читать про все, что тут у нас без тебя делается, и, я думаю, тебе и правда все интересно, а когда прочитаешь, точно побывал у нас и все вокруг повидал своими глазами. Так я подумала, когда варила детям обед. Нынче у нас были «мулаты», да ты, наверное, и не знаешь, что это такое. Это новое название кнедликов из пшеничной муки пополам со ржаной. Пшеничной уже мало, вот и добавляют ржаной. На вид некрасивые, но детям нравятся и мне тоже. Поди, скоро станем радоваться, коли вообще какая мука будет. Пайком семью не прокормишь, а сверх карточек ничего уже и за большие деньги не достать, скорее на обмен. Инженерша дала мне продуктовых талонов, но когда я пошла отоваривать, кто-то (уж и не знаю, кого за это благодарить) на меня донес, пришлось заплатить штраф. Когда видишь у некоторых излишки и расточительство, а сам живешь, вечно опасаясь, что скоро нечем будет кормить детишек, терпение лопается!

Но не хочу добавлять тебе лишних забот, покамест со всем управляюсь, можешь спать спокойно, если это там у вас вообще возможно.

Еще чтобы тебя порадовать, даю приписать Тоноушеку, что он хочет тебе сказать.

Милый папочка, нынче я получил от дедушки целое гуситское войско из магазина Куфнера, оно занимает весь стол. У меня есть Жижка, знаменосец, трубач, барабанщик, копьеносцы на конях, воины с цепами, щитами и вилами. Гуситы никогда не знали поражения и всегда побеждали. Так сказал господин учитель. Целует тебя

Тони»

«Дорогой муженек!

Спасибо тебе за еще одну открытку полевой почты. Знаю, вам не разрешено много писать, как там у вас, но верь мне, кабы ты только подписал свое имя и послал, и того бы хватило, ведь я сразу увижу, что ты жив и здоров.

Тут ничего нового, вернее — что новое, то такое же плохое, как старое, и выходит уже не новое. У нас полно пленных, говорят, в Миловицах внук Толстого. Они помогают на строительстве шоссе, а некоторые у крестьян. Этим лучше, они почти без надзору, только раз в неделю их обходит жандарм.

С отовариваньем карточек чем дальше, тем хуже, муку обычно получаю кукурузную, хлеб из нее и есть-то почти нельзя, разрежешь буханку, середка высыпается, точно песок. Да еще за ней и за другими продуктами надо стоять в очередях, а Амалка говорит, в Праге еще хуже, там люди берут с собой табуретки и занимают очередь с вечера, а потом кто из одной семьи сменяют друг дружку.