Иван Шамякин - Петроград-Брест

В отсутствие Ленина Троцкий, бесцеремонно отталкивая всех других, старался занять место лидера.

Когда после июльских событий Ленин, сразу поняв обстановку, согласился с решением ЦК о том, что ему и другим товарищам необходимо уйти в подполье, Троцкий остался в Совете. Он не боялся быть застреленным. Ему нечего было бояться. В первый день июльских событий он спас от разгневанной толпы министра Чернова. Министр труда меньшевик Скобелев был его близким другом по эмиграции (у Троцкого в каждой партии были друзья). Наконец, эсеровско-меньшевистские писаки оказались настолько неосведомленными, что зачислили Троцкого в число тех, кого немцы вместе с Лениным «везли в опломбированном вагоне». В случае ареста ему проще простого было доказать, что в дни, когда Ленин ехал из Швейцарии в Россию, он еще гулял по Нью‑Йорку.

Но было главное: Троцкий надеялся, оставшись на легальном положении в Петроградском Совете, взять в свои руки руководство партией.

Убедившись, что партией, подготовкой социалистической революции по-прежнему из Разлива руководит Ленин, Троцкий публикует статью, за которую Временное правительство сажает его в «Кресты». Невольно возникает мысль, что Троцкий посадил себя сам. С какой целью? Возможно, ему хотелось украсить свою биографию еще одним арестом: вот, мол, Ленин прячется, а его, Троцкого, бросают в тюрьму. Или очень может быть, что это был ход в духе того, какой он сделал в 1905 году.

При нарастании первой русской революции Троцкий вел активную деятельность в Петроградском Совете, какое-то время был даже его председателем. Но когда в декабре 1905 года сильно потянуло порохом, когда повсюду начали вырастать баррикады, Лев Давидович, мастер конспирации, вдруг очутился в тюрьме. И в то время, когда царизм душил революцию, когда тысячи рабочих, крестьян, матросов расстреливали без суда и следствия, Троцкий, как он потом напишет в мемуарах, «особых неудобств» в тюрьме не испытывал. Дважды в неделю его посещала молодая жена Наталья Седова. На процессе присутствовали отец и мать, крупные херсонские землевладельцы. Троцкий получил ссылку. Всего-навсего ссылку. Ехал он в сибирские дали с чистым бланком паспорта под подошвой и с золотыми червонцами в каблуке.

В Березове, том самом, где отбывал ссылку Меншиков, Лев Давидович притворяется больным, отстает от партии, которую гнали прямиком за Полярный круг, через три дня нанимает лошадей, кучера и едет семьсот верст через тайгу по Северному Уралу к железной дороге. И царская охранка с ее богатейшим опытом в поимке беглых никак «не могла» догнать его! С первой крупной станции, из Казани или Нижнего, «отважный беглец» дает открытым текстом телеграмму жене в Петербург: «Встречай!» И — где, когда. И снова-таки сыскное отделение глухо и слепо. Седова выезжает навстречу, пересаживается в поезд, в котором едет муж, находит его в вагоне второго класса, вручает ему иностранный паспорт. Через несколько дней Троцкий гуляет по Стокгольму.

Не было ли двухмесячное сидение в «Крестах» чем-то подобным его бегству из Березова?

В меньшевистско-эсеровском совете у Троцкого было немало друзей, поэтому и сидел он в «Крестах» не без комфорта: Седова ежедневно носила ему передачи. Когда другие арестованные решили в знак протеста против того, что им долго не предъявляют обвинения, объявить голодовку, Троцкий высказался против голодовки и сорвал ее.

Заключенный имел хорошие связи с миром. Эсеровские газеты обвинили Каменева в том, что тот был в Киеве агентом охранного отделения. Троцкий предложил ЦК обратиться в Совет, имевший доступ к царским архивам, чтобы проверить факты. И тут же попросил наиболее авторитетных руководителей Совета Дана, Либера и Гоца возглавить комиссию «по делу Каменева». Комиссия отвергла обвинения как клеветнические.

Ленин был за бойкот Демократического совещания. Каменев за участие в нем. Троцкий, как делал он это часто, занимал позицию «и нашим, и вашим» — двойственно-неопределенную. Но когда большинство ЦК высказалось за участие в Совещании, Троцкий, не спросив согласия Ленина, тут же высказался за появление Ленина на нем, причем подчеркнул: «Вместе с Зиновьевым». Троцкий понимал: если их арестуют, Зиновьеву, как и ему самому, Троцкому (отдохнул в «Крестах» два месяца — и все), ничто не угрожает — Чернов, Дан и Либер выручат. А Ленину?

Теперь известно, что охранка Временного правительства готовила убийство Ленина.

Троцкий был в таких близких отношениях с Каменевым и Зиновьевым, что не мог не знать: свое несогласие с ленинским планом вооруженного восстания, высказанное ими на заседании двадцать третьего и двадцать девятого октября, несогласие с абсолютным большинством ЦК (кроме них двоих) эти штрейкбрехеры и предатели, политические обыватели, напуганные революцией, вынесут в печать и этим выдадут Керенскому план восстания.

Так создалась наитяжелейшая, критическая ситуация для революции, из которой мог вывести партию только стратегический гений Ленина.

Владимир Ильич тут же пишет «Письмо к членам партии большевиков» и «Письмо в Центральный Комитет РСДРП (б)», полные гнева против предателей: «Я говорю прямо, что товарищами их обоих больше не считаю и всеми силами и перед ЦК и перед съездом буду бороться за исключение обоих из партии».

Требует неотложного решения ЦК, дает проект постановления: «Признав полный состав штрейкбрехерства в выступлении Зиновьева и Каменева в непартийной печати, ЦК исключает обоих из партии».

Троцким была проведена сильная «обработка» членов ЦК, чтобы не принять ленинское требование об исключении штрейкбрехеров из партии. Даже Сталин пошатнулся, видимо, желая в решительный момент не допустить раскола. В приписке «От редакции» под заявлением Зиновьева в газете «Рабочий путь» Сталин написал: «Мы в свою очередь высказываем надежду, что сделанным заявлением т. Зиновьева (а также заявлением Каменева в Совете) вопрос может быть исчерпан. Резкость тона статьи т. Ленина не меняет того, что в основном мы остаемся единомышленниками».

Горячий и надменный Каменев, «оскорбленный» определениями, данными ему и Зиновьеву Лениным, подал заявление о выходе из ЦК.

Однако это был блеф, дешевая демонстрация человека без совести и чести. Никуда штрейкбрехер не ушел, потому что это было невыгодно Троцкому, ослабляло его позиции.

24 октября (6 ноября), когда Ленина не было еще в Смольном, Троцкий, верный своей натуре, своей тактике, сам, никем не уполномоченный, выступает в роли «руководителя восстания». Во всяком случае, ему казалось, что он руководит. В действительности он делал только то, что всегда умел делать, — собирал по телефону информацию и грубо кричал на комиссаров Военно-революционного комитета, которые стояли во главе боевых отрядов, готовые идти в бой.