Уилбур Смит - Троя. Падение царей

Геликаон отвязал их, потом с ужасом в сердце поднял Андромаху. Ее голова безжизненно перекатилась набок, глаза были полузакрытыми и незрячими. Он бросил ее на мокрую палубу, перевернул на живот и нажал на спину, пытаясь вытолкнуть из ее груди воду. Похоже, это ничего не дало. Тело ее было обмякшим и неподвижным. Закричав от муки, Геликаон поднял ее за талию, вниз головой, и потряс, как тряпичную куклу. Наконец она слабо вздохнула, изо рта у нее хлынула вода, и Андромаха слабо кашлянула. Геликаон снова ее потряс, изо рта у нее снова полилась вода, а потом Андромаха начала кашлять громче и попыталась вырваться из его хватки.

Он поднял ее и крепко прижал к себе; слезы благодарности и облегчения текли по его щекам.

Они потеряли двадцать девять из шестидесяти восьми душ на борту. Как ни странно, однорукий ветеран Аргус выжил, хотя юношу Праксоса смыло за борт. Среди выживших было много раненых, двое умерли в тот же день.

Геликаон вправил вывихнутое плечо Ониакуса, крепко его перевязал и дал раненому в руку рулевое весло.

Потом Геликаон с Андромахой присоединились к здоровым членам команды, которые медленно гребли, направляя корабль по покрытому пеплом морю. Было трудно видеть в нескончаемой серой мгле, и Геликаон почти отчаялся найти убежище на ночь, когда впереди в полумраке показались темные очертания маленького низкого островка; большая его часть была вылизана волнами.

Они не могли вытащить корабль на берег, потому что у них не хватило бы людей, чтобы потом снова столкнуть его на воду. Поэтому они бросили каменные якоря на мелководье, подойдя как можно ближе к берегу.

Измученные, все уснули там, где легли, не обращая внимания на волны, плещущие прямо у их ног.

Утром Геликаон послал людей на поиски пресной воды. Они быстро нашли неподалеку ручей, и впервые с тех пор, как корабль покинул Теру, Геликаон понял, что на некоторое время они в безопасности.

Этой ночью они поняли, что приближается рассвет, только по удивительному сочетанию цветов на темном небе — бронзового, красного и фиолетового. Геликаон теперь знал, в какой стороне запад, и это ободрило его.

На следующий день они справили погребальные обряды по своим товарищам. Поскольку жертвенных животных не было, люди возлили либатий из одного из уцелевших кувшинов вина, чтобы умилостивить Посейдона, доставившего их в это место, и Аполлона, умоляя его вернуть солнце. Как капитан, Геликаон принял участие в церемонии, но ушел при первой же возможности. Он находил необъяснимой простую набожность людей и помнил беседу с Одиссеем о вере в столь ненадежных богов.

— Все моряки суеверны — или благочестивы, смотря как ты на это взглянешь, — сказал царь Итаки. — Им все время угрожает опасность, они зависят от милости ветра и от ненадежного моря. Давая названия стихиям и обращаясь с ними как с живыми существами, наделенными человеческими чувствами, они ощущают, что управляют событиями, которые иначе были бы случайны и бессмысленны. Они простые люди и чтут богов, как собственных отцов. Когда их отцы сердятся, они могут наброситься на них и причинить им боль. Когда их отцы счастливы, они кормят своих детей и оберегают. Поэтому люди пытаются сделать так, чтобы боги были довольны, а для этого дают им вино и еду, восхваляют их, поклоняются им. Не глумись над их верой, Геликаон. Мы все иногда нуждаемся в вере во что-то.

— Ты же не веришь в богов, Одиссей.

— Я этого не говорил, — ответил его старший товарищ. — Я не думаю, что бог солнца Аполлон каждый день правит колесницей, едущей по небу, словно раб, обреченный на монотонную работу, но это не значит, что я ни во что не верю. Я путешествовал по Зеленому морю и встречался с людьми, которые поклонялись богу погоды хеттов, Осирису — египетскому богу мертвых, пожирателю детей Молоху и мрачному одинокому Богу пустынного народа, но ни один народ не казался более благословенным, чем другой. У каждого есть свои триумфы и трагедии.

Одиссей немного подумал.

— Я верю, что есть существо превыше нашего разумения, которое направляет наши пути и судит нас. Это все, что я знаю.

И с усмешкой добавил:

— И я горячо надеюсь, что нет никакого Зала Героев, где мы должны провести целую вечность, пируя с Гераклом и Электрионом, в чьих волосах запеклась кровь.

На сером берегу в тихом, неподвижном мире Геликаон посмотрел на восток. Ему показалось, что он ощущает веяние бриза, и небо в той стороне вроде бы посветлело. Увидят ли они когда-нибудь снова безоблачный день и звездную ночь?

Потом улыбнулся, увидев впереди Андромаху и Декса, которые шли вдоль берега к нему. Даже хитон Андромахи цвета пламени как будто не был таким ярким в тусклом свете.

Они встретились и встали лицом к лицу. Геликаон смахнул пепел с ее щеки, глядя в ее серо-зеленые глаза.

— Ты красивая, — сказал он. — Как ты можешь быть такой красивой, перемазанная пеплом?

Андромаха улыбнулась и спросила:

— Ты снова ходил к мысу? Все еще надеешься увидеть «Кровавый ястреб»?

Он печально ответил:

— Нет, не надеюсь. Это судно меньше «Ксантоса», и оно было ближе к Тере. Не думаю, что оно уцелело. Но, может быть, команда выжила. Или хотя бы некоторые из моряков. Одиссей — хороший пловец, хотя прошло много времени с тех пор, как я об этом узнал.

Геликаон улыбнулся воспоминанию.

— И он заявлял, что может плыть на спине весь день, держа на животе кубок с вином.

Андромаха засмеялась, и кругом, казалось, посветлело от этого звука. Потом посмотрела вверх.

— Кажется, небо проясняется.

Геликаон кивнул.

— Если поднимется ветер, мы сможем отплыть сегодня.

Главную мачту «Ксантоса» смыло, парус с черным конем — тоже, но вдоль судна была привязана запасная мачта, и сейчас она была поднята и стояла наготове. В чреве галеры имелись запасные весла и новый парус из некрашеного холста. Когда люди развернули его и проверили, нет ли на нем дыр, Ониакус спросил Геликаона:

— Нарисовать на нем черного коня Дардании, Золотой?

Геликаон покачал головой.

— Не стоит.

«Нам понадобится новый символ для будущего», — сказал он себе.

— Но ты же не знаешь, где мы, так как же ты узнаешь, куда плыть? — спросила Андромаха.

— Поплывем на запад. Рано или поздно мы увидим знакомую землю.

— Может, нас унесло далеко за пределы знакомых морей.

Геликаон покачал головой.

— Мы были в ужасе, моя любовь, поэтому огромные волны казались нам бесконечными. Но, по правде говоря, это длилось не так уж долго. Мы не можем сейчас находиться далеко от знакомых земель, хотя волны могли изменить их до неузнаваемости.

— Значит, мы все-таки приплывем к зиме на Семь Холмов?

— Обязательно, — уверенно ответил он.

На сердце Геликаона стало легко при мысли об окрепнувшем городе, где семьи из Трои и Дардании строили новую жизнь. Земля там была пышной и зеленой, воздух — сладким, почва — плодородной, а на склонах холмов в изобилии водилось зверье.