Теодор Мундт - Тихий ангел

Увы К сожалению, мы в прошлом вели себя друг с другом далеко не так...

– Правда, – слабым голосом ответила великая княгиня, – но это происходило потому, что мы не знали друг друга и ничего не делали, чтобы узнать... Может быть, тогда все, все было бы иначе...

– Но теперь мы исправим свою ошибку, Наташа! – сказал Павел.

– Поздно!

Это слово, упавшее словно крышка свинцового гроба, жутким шепотом пронеслось по комнате. Оно послышалось из того угла, где сидела императрица, но когда муж и жена испуганно взглянули туда, лицо императрицы было по-прежнему холодно и загадочно. Да и сказала ли она это? Не послышалось ли это только?

– Поздно, – безнадежно грустно повторила великая княгиня слово, которое так совпадало с её тайными тревогами. – Поздно, ваше высочество, все злые силы ополчились против меня. О, позвольте мне, умирающей, сказать вам, что я глубоко раскаиваюсь, почему я раньше...

– Ты не умрешь! – визгливо,испуганно вскрикнул Павел. – Я сумею защитить тебя; скажи только, что грозит тебе, откуда эти опасения...

– Ее высочеству не грозит никакой опасности, кроме той, которая проистекает от нее самой и находится внутри, а не вне ее! – холодным тоном перебила императрица Павла, вставая с кресла и вновь подходя к постели больной.

Увидав императрицу, Наталья Алексеевна испуганно вскрикнула, схватила супруга за руку и приподнялась. Но этот порыв окончательно исчерпал ее силы, и бедная женщина без чувств рухнула на подушки.

В этот момент около постели появилась другая женская фигура и поспешила склониться к упавшей в обморок великой княгине. Это была Зорич, бесшумно подкравшаяся к великой княгине и теперь с жутким, злорадным любопытством рассматривавшая ее лицо.

Что-то ужасное было во всем виде этой женщины, настолько ужасное, что сама императрица не могла не вздрогнуть. Она опять отошла в дальний угол комнаты, тихо окликнула Зорич, подозвала ее к себе и завела с ней какой-то таинственный разговор, который великий князь не мог расслышать.

И к счастью! Вот каков был этот разговор:

– Долго еще это продлится? – мрачно спросила императрица.

– Не позже утра ее высочество разрешится от бремени мертвым ребенком. Роды будут настолько трудны и мучительны, что великая княгиня не перенесет. Самое большое, если она проживет после родов двое-трое суток. Но я скорее предполагаю, что сердце ее высочества не выдержит, и великая княгиня скончаются еще до рождения ребенка. Теперь весь сонм ученых всего мира не в силах спасти ее высочество!

Императрица ушла, видимо сильно взволнованная.

В спальне воцарилась тишина, прерываемая только тяжелым дыханием впавшей в беспамятство великой княгини. Вскоре к этому звуку прибавился еще и другой: великий князь плакал навзрыд, тщетно стараясь справиться с собой, чтобы не нарушить покоя больной.

Мало-помалу его рыдания стали тише и прекратились совсем. Он отнял от лица заплаканные руки и с тревогой посмотрел на супругу. Теперь ее дыхание стало ровней и спокойнее. Великий князь упал на колени и принялся молить Бога о спасении несчастной молодой женщины.

Когда она снова очнулась, ее взгляд, увидев великого князя, выразил радость, но сейчас же страдальческая гримаса исказила ее лицо.

– Тебе лучше, Наташа, не правда ли? – с тревогой спросил Павел.

Больная только грустно покачала головой в ответ.

– Нет, мне не лучше, да лучше и не будет, – сказала она после недолгого молчания. – Сейчас я видела удивительный сон. Ты держал меня в своих объятиях, и мне стало так хорошо, так спокойно.

Вдруг, – она понизила, голос до еле слышного шепота, – ко мне подошла вот эта страшная женщина и со злобным смехом пихнула ногой в живот. Я вскрикнула и умерла. Два белоснежных ангела осторожно взяли меня на руки и понесли высоко-высоко... И вот, когда я открыла глаза, я увидела тебя. В первый момент мне показалось, что я в раю и что ты тоже там. Но действительность скоро дала себя знать... О, эти ужасные боли... Господи, хоть бы смерть скорее! Все равно я проживу недолго, так к чему же эти мучения?

– Ты не умрешь, Наташа Боли пройдут, тебе станет лучше!

– Да, боли пройдут, и мне станет лучше, Павел...

Там, у Бога, всегда лучше, чем на этой безжалостной, жестокой земле... Не обольщайся надеждой, милый. Я знаю, чувствую, что скоро умру. Но я хотела бы вечно жить в лучшей части твоей души, в твоих добрых мыслях и намерениях!

– Ну, к чему мне добрые мысли, раз со мной не будет тебя, моего светлого гения, моего тихого ангела! – вскрикнул Павел, употребляя нечеловеческие усилия, чтобы не разрыдаться.

– Поцелуй меня, милый! – с робкой улыбкой сказала великая княгиня.

Павел страстно приник к ее устам и покрыл поцелуями ее лицо, исхудавшие щеки, лихорадочно горевшие глаза. Его сердце разрывалось от скорби. Только теперь, когда он чувствовал, что она навсегда отлетает от него, Павел осознал, кого теряет в ней...

– Нагнись ко мне, дай мне перекрестить тебя! – сказала Наталья Алексеевна.

Павел опустился на колени, и великая княгиня нежно перекрестила его.

– Не горюй, не трать сил на слезы! Мне там будет...

Вдруг ее лицо исказилось смертельной мукой, она закусила губы. Но боль была сильнее великой княгини, и она разразилась рядом отчаянных стонов.

Сейчас же около нее появилась мрачная фигура Елизаветы Зорич со стаканом в руках.

– Выпейте это, ваше высочество, – сказала акушерка, – боли сейчас же стихнут!

– Я не хочу, не хочу, – кричала сквозь стоны великая княгиня. – Это смерть!

– Наташа, – сквозь слезы сказал великий князь, – ведь тебе всегда помогает лекарство, выпей!

Наталья Алексеевна затихла, грустно-грустно посмотрела на мужа, выпила поданное питье и без сил опустилась на подушки. Ее глаза закрылись. Не помня себя от горя, великий князь убежал в глубь комнаты и бросился в кресло, закрыв лицо руками.

Наступила полная, глубокая тишина. Сначала Павел Петрович прислушивался, не раздастся ли стон, но в комнате было тихо. Сильное возбуждение великого князя сменилось страшным упадком сил, и он забылся в кресле.

Он продремал около двух часов. Вдруг словно невидимая рука мощно встряхнула его. Великий князь вскочил, дико оглянулся по сторонам: в комнате никого не было; стояла жуткая, могильная тишина.

Павел бросился к постели больной и схватил жену за руку. Последняя была холодна, как лед, пальцы уже не гнулись. С диким воем Павел упал на пол, бился головой о ковер, кусал пальцы, рвал на себе платье...

Наконец, острый приступ горя миновал. Павел встал и с глубокой скорбью посмотрел на бездыханное тело почившей супруги.

Она лежала как живая. Кроткая, неземная улыбка придавала ее лицу невыразимую прелесть, страдальческие морщинки около рта и на лбу, скорбные складки у закрытых глаз – все разгладилось, и лицо дышало покорностью, примирением, тихой радостью. Навстречу отлетавшей душе «тихого ангела» сверкнул радостной пристанью светлый рай, и незлобивое сердце великой княгини в последнем биении раскрылось к прощению и радостной грезе. Так и лежала она, трогательная в беспомощности, худобе, прозрачной, землистой бледности, прекрасная внутренней красотой... Так и лежала она, слишком чистая, слишком живая для жизни, не жившая и уже отжившая, не видевшая радости.