Феликс Дан - Схватка за Рим

– Нет, – ответил король. – С ним должно быть поступлено по закону, без всякого насилия. Пусть идет. Ведь ему надо подготовиться к защите: обвинение было неожиданным. Завтра в этот час мы сойдемся для суда.

Нет сомнения, – говорил час спустя Кассиодор, сидя в комнате Рустицианы, – нет сомнения, что Аталарих – весьма опасный противник, он вполне принадлежит готской партии Гильдебранда и его друзей. Он погубит префекта. И кто бы мог подумать это! Не таким он был во время процесса твоего мужа, Рустициана!

Камилла насторожила внимание.

– Во время процесса моего мужа? Что же он делал тогда? – спросила вдова.

– Как? Разве ты не знаешь? Когда Теодорих присудил Боэция и сыновей его к казни, мы все – я, Амаласунта и другие друзья его – все мы умоляли короля о помиловании и не отступали до тех пор, пока он наконец не рассердился и поклялся своей короной, что засадит в самую мрачную темницу того, кто осмелится еще хоть слово сказать о Боэции. Что же было нам делать? – Мы замолчали. Да, все мы, взрослые мужи, испугались, только этот – тогда еще совсем ребенок – Аталарих не испугался: он бросился к ногам разгневанного деда и плакал, и продолжал умолять его пощадить его друзей. Теодорих исполнил угрозу: позвал стражу и велел засадить внука в подземелье замка, а Боэция тотчас казнить. Целый день мальчик просидел в тюрьме. Наступил вечер. Король сел ужинать и не выдержал: подле него не было его любимца-внука. Он вспомнил, с каким благородным мужеством этот мальчик отстаивал своих друзей, забывая о себе. Долго сидел он, задумавшись, над своей чашей с вином. Наконец, решительно отодвинул ее, встал, сам спустился в подземелье, открыл дверь темницы, обнял внука и по его просьбе пощадил жизнь твоих сыновей, Рустициана.

Камилла едва перевела дыхание. Теперь она быстро вскочила с места и бросилась из комнаты. «Скорее, скорее к нему!» – думала она.

Кассиодор также вскоре ушел. Рустициана осталась одна. Долго, долго сидела она: все, казалось ей, погибло, ей не удастся отомстить!

Перед вечером к ней зашел Цетег. Он был холоден и мрачен, но спокоен.

– О Цетег! – вскричала вдова. – Все погибло!

– Ничего не погибло. Надо быть только спокойным, – отвечал он. – И действовать быстро, не медля.

Затем, окинув быстрым взглядом всю комнату и видя, что они одни, он вынул из кармана склянку и подал ее Рустициане.

– Твой любовный напиток слишком слаб, Рустициана. Вот другой, посильнее. Возьми его.

Вдова догадалась, что было в склянке, и со страхом взглянула на префекта.

– Бери скорей и не думай ни о чем. Сегодня же, слышишь, непременно сегодня король должен выпить это. Иначе все действительно погибло, завтра будет уже поздно.

Но Рустициана все еще медлила и с сомнением смотрела на флакон.

Тогда префект подошел к ней ближе и, положив руку ей на плечо, сказал:

– Ты медлишь? А знаешь ты, что теперь лежит на весах? Не только наши планы! Нет, слепая мать, знай: Камилла любит короля. Неужели дочь Боэция убудет любовницей тирана?

Рустициана громко вскрикнула: последнее время она и сама подозревала это, слова префекта только подтвердили ее подозрения.

– Хорошо, – сказала она, сжимая флакон в руке. – Король выпьет это сегодня.

Префект, быстро простившись, вышел.

«Ну, принц, ты быстр, но я быстрее. Ты осмелился стать на моей дороге, пеняй на себя». Он неторопливо пошел домой и весь день старался держаться на виду.

Перед закатом Камилла сидела на ступенях храма Венеры. Теперь она уже не считала свою любовь к королю преступлением: разве можно винить его в смерти отца? Он сделал все, что мог для его спасения, сделал больше, чем другие. И братьев ее спас он же. Да, ей нечего стыдиться этой любви. Что ей за дело до того, что он гот, варвар?.. Он прекрасен, умен и благороден. Завтра же она объявит матери и префекту, что отказывается от мести, а затем сознается во всем королю и будет просить прощения у него. Он так великодушен, простит, а потом… И девушка погрузилась в самые радужные мечты.

Вдруг она услышала быстрые шаги. Это был король, но какая перемена: всегда опущенная голова высоко поднята, осанка мужественная, решительная.

– Здравствуй, Камилла, – весело вскричал он. – Видеть тебя – лучшая награда после жаркого дня.

Камилла смутилась, покраснела.

– Мой король! – прошептала она.

Аталарих с радостным удивлением взглянул на нее: никогда еще не называла она его так, никогда не смотрела так на него.

– Твой король? – повторил он. – Боюсь, что ты не захочешь так называть меня, когда узнаешь все, что произошло сегодня.

– Я знаю все.

– Знаешь? Так будь же справедлива, не осуждай меня. Право, я не тиран и люблю римлян – ведь это же твой народ. Но я обязан охранять государство, созданное моим великим дедом. И я буду охранять его – добавил он. – Быть может, звезды уже осудили его, но я – его король и должен стоять или пасть вместе с ним.

– Ты говоришь истину, Аталарих, как подобает королю.

– Благодарю, Камилла. Как ты сегодня справедлива и добра! Ты ведь знаешь, чем я был: больным мечтателем. Но вот однажды я понял, что государству грозит опасность, понял, что я обязан охранять его. И я принялся за дело. И чем больше я трудился, тем сильнее привязывался к своему народу. И эта любовь к готам укрепила мою душу, утешила меня… в другой, очень тяжелой потере. Что мое личное счастье в сравнении с благом народа? И эта мысль, видишь, сделала меня здоровым и сильным, таким сильным, что, право, я мог бы теперь одолеть самого сильного врага. Меня мучит бездействие. Но взгляни, как чудно садится солнце! Море так тихо, и золотая дорога опять протянулась по нему. Поедем немного покататься в лодке, прошу тебя.

– На острова блаженных? – с улыбкой спросила Камилла.

– Да, к островам блаженных! – ответил король и, увлекая Камиллу, быстро вскочил в лодку, отомкнув серебряную цепь, которой она была прикована к набережной, и с силой оттолкнул ее от берега. Легкая лодка быстро понеслась по гладкой поверхности залива.

Несколько времени оба молчали. Король греб, о чем-то глубоко задумавшись, Камилла с восхищением любовалась его лицом, освещенным лучами заходящего солнца.

Наконец, король заговорил:

– Знаешь, о чем я думал теперь? Какое великое счастье – сильной рукой вести народ к блеску и славе! А ты, Камилла, о чем думала? Девушка покраснела и смешалась.

– Говори же, Камилла. Будь откровенна в этот чудный вечер. Ты смотришь так кротко, наверно, у тебя были добрые мысли.

– Я думала, как счастлива должна быть та женщина, которая может довериться сильной, верной руке любящего человека, того, кто поведет ее по волнам жизни.

– Да, Камилла, но верь мне, что и варвару можно довериться.