Ольга Рогова - Сын гетмана

Солнце стояло довольно высоко на небе, когда все разместились по лодкам и атаман дал условный знак, махнув три раза рукой. По первому мановению лодки отчалили, по второму гребцы опустили весла, а по третьему весь летучий флот стройными рядами выплыл в реку.

Пасмурное утро первых августовских дней нависло густым туманом над Кодаком и его окрестностями. И в крепости, и вокруг нее, в еврейских лавчонках все еще спали, а за высокими скалами, окутанными туманом, как хищные птицы притаились казацкие чайки, пославшие вперед разведчиков.

Тимош сидел в одном из челнов рядом с Ганжой и Смольчугом; в воображении его живо рисовались только что пережитые страхи опасного путешествия.

– Что, братику, устал? – тихо спросил Тимоша Смольчуг, заглядывая в бледное, тревожное лицо мальчика. – Вот оно что значит казаком сделаться! Зато ты теперь казак настоящий, любой курень тебя примет.

Тимош знал это и сам. Во время плавания он ни разу не крикнул, как ни жутко приходилось ему подчас; только в одном месте, где лодка чуть не опрокинулась, толкнувшись о подводный камень, он бессознательно схватился за руку Ганжи и прошептал: «Матка Божа, спаси и помилуй!»

Вернувшиеся разведчики донесли, что в крепости все еще спят, а в лачугах кое-кто начинает просыпаться.

– Теперь время! – сказал Сулима. – Слушайте же, братове! Ни в крепости, ни в жидовском гнезде никого не оставлять в живых, будь то хоть полудикая собака, чтобы никто не ускользнул и не донес коронному гетману. Поняли?

– Добре, пане атамане! – отвечали казаки. Тихо подъехали чайки к берегу; в стройном порядке, молча, сошли казаки на берег и выстроились по куреням, оправляя сабли и готовя пистолеты. Крепость находилась от места высадки шагах в ста, и ее темный силуэт неясно вырисовывался в тумане.

Сулима позвал Ганжу.

– С какой стороны главные ворота? – спросил он шепотом.

Ганжа указал жестом.

– А подъемные мосты?

– Вон там! – тоже шепотом отвечал старик. – Ров широкий, но не слишком глубок, – прибавил он тихо, – а вал высокий, но взлезть на него можно.

– Добре! – сказал атаман.

Сулима подозвал куренных и отдал им приказание:

– Большая часть атакует крепость, меньшая оцепляет жидовский квартал и никого не оставляет в живых.

– А рабочие? – нерешительно спросил один из есаулов, – между ними есть и казаки...

– Все равно, всех изрубить: панских холопов нам не нужно!

Ганжа с Тимошем, Смольчугом и Злым попали во второй отряд. В то время, как Сулима и Павлюк бросились с криком к крепостному валу, другой отряд, под предводительством Ганжи, дружно оцепил тесно сплоченные лавчонки и в немом молчании с саблями наголо выжидал приказания рубить и колоть все живое.

Началась резня...

Ганжа, Тимош и Смольчуг вошли в лачужку Янкеля. Ганжа перерыл все пуховики, все тряпье, всю солому, лежавшую под лавкой: нигде ничего не было. В досаде он стукнул ногой об пол.

– От-то вражья сила! – крикнул он. – Куда же эти нехристи сгинули?

Он приказал Смольчугу и Тимошу стеречь избу, а сам вышел из дверей, обошел вокруг, заглянул под телегу, обшарил уголки бедной клетушки, даже поболтал саблей в чану с помоями; нигде никого ни оказалось.

– Ну, братику! Утек, видно, Янкель, – сказал вошедший Ганжа, обращаясь к Смольчугу. – Поищем другой добычи! А ты, хлопец, оставайся здесь и жди нас: чего доброго, еще сомнут тебя в свалке.

Смольчуг неохотно пошел за Ганжою. В битве на открытом поле он всегда был одним из первых, но эта беспощадная, нелепая резня и его не удовлетворяла, так же как и Тимоша.

Тимош остался один. Вдруг в тишине ему послышался под полом какой-то странный звук, не то писк мыши, не то стон, не то плач ребенка. Он прислушался: все тихо. Сжав в руке саблю, он внимательно стал осматривать пол, стены, углы и закоулки бедной лачуги. «Когда это мог Янкель убежать, – думал он. – Кажется, мы все время стояли около избушки и не видели, чтобы кто-нибудь из нее выходил».

В эту минуту откуда-то снизу ясно послышался плач ребенка. Тимош быстро припал ухом к полу и отчетливо услышал какой-то шелест, не то шепот, не то человеческие шаги. Он внимательно осмотрел пол и заметил, что две доски за печкой не соединялись с остальными. Когда он попробовал их рукой, они как будто подались; он сделал еще небольшое усилие, и доски приподнялись, а под ними оказалось пустое пространство, что-то вроде подвала. Недолго думая, одним прыжком он соскочил в подвал.

Его волновали противоположные чувства. Он гордился, что перехитрил Янкеля и нашел его убежище, но в то же время он и жалел его. «И его, и черноглазую Хайку, и всех их ребят также изрубят и искрошат, как остальных», – думалось ему. Он осмотрелся. Слабая полоса света проникала в открытый люк; через минуту он уже ясно различил у противоположной стены подполья испуганную Хайку, старавшуюся унять грудного ребенка. При появлении Тимоша она еще более съежилась и заслонила собой остальных ребят.

«А где же Янкель?» – подумал Тимош, но Янкеля нигде не было видно. Еврейка узнала Тимоша и задрожала при виде его обнаженной сабли. Тимош это заметил и гордо вложил саблю в ножны. В нем шевельнулось непонятное чувство жалости к этой беззащитной женщине и маленьким, худеньким, копошившимся за ее спиной детям. Если бы теперь сам старый дид вздумал убить ее, Тимош стал бы ее защищать.

– Не погубите, панычу! – шептала Хайка, бросаясь на колени.

– Не бойся, я ничего тебе дурного не сделаю, – важно ответил юный казак. – А где же твой муж?

– Янкеля нет, – с беспокойством ответила женщина, – он уехал. Да поможет ему всемогущий Бог, да услышит мои молитвы Иегова и да задержит он его подольше в городе! Не погубите нас, панычу, не выдавайте! – со слезами молила она, ползая по полу.

– Добре, добре! Сиди тут. Я сейчас уйду и закрою твое подполье.

Он осторожно выбрался на свет, прикрыл доски и как ни в чем не бывало сел у окна.

Вскоре разнеслась весть, что Сулима занял крепость. Казаки, захватившие предместье, с богатой добычей тоже поспешили к победителям. Когда Ганжа и Смольчуг вышли из хаты, Тимош позамешкался, делая вид, что ищет шапку. Дав им отойти на несколько шагов, он быстро вбежал в хату, подошел к люку, приподнял доски и шепотом спросил, заглядывая вниз:

– Ты будешь здесь, Хайка?

– Не знаю, – нерешительно ответила еврейка, – дети есть просят.

– Сиди тут! Я улучу минуту и принесу тебе чего-нибудь поесть.

– Велик Иегова! Есть же еще добрые панычи на свете!

Но Тимош ее уже не слышал; он вприпрыжку побежал за казаками, стараясь не смотреть на груды валявшихся всюду трупов.

Подъемный мост был спущен. У самого входа в крепость они встретили Ивана Злого.