Михаил Загоскин - Искуситель

– Послушай, Двинский! – прервал я с досадою. – Мне становится скучно слышать…

– Правду! – подхватил князь. – Кто до нее охотник, мой друг? Вот если б я сказал, что ты воплощенная добродетель…

– Да полно, князь!..

– Извольте видеть, Алексей Семенович, мы, грешные люди, живем попросту, нараспашку. Вот я, например, не скрываю: отъявленный повеса, подчас сам на себя набалтываю, а этот, святой муж, все исподтишка!.. Ну, брат Александр, счастлив ты, что наши барыни боятся пересудов. Что, если б они были посмелее? Ведь проезда бы не было на твоей улице! Впрочем, – прибавил князь, смотря пристально на кресла, которые стояли у дверей, – почему знать, может быть, втихомолку и теперь навещают нашего больного; я даже готов биться об заклад… Э!.. Александр Михайлович! Что это у тебя здесь на креслах?.. Постой-ка… Ого! Давно ли ты завелся такими щеголеватыми платочками?.. Батистовый… с розовыми каемочками… Ну!!!

Я обмер. Днепровская второпях забыла этот платок на креслах.

– Что, господин больной, попались! – закричал с громким смехом Алексей Семенович.

– Что это такое? – сказал Двинский, рассматривая платок. – Мне кажется, я знаю эту каемочку… Да! Точно так! Алагрек… розетки по углам… Где, бишь, я ее видел?

Я взглянул украдкою на Днепровского, он уж не смеялся.

– Никак не могу вспомнить! – продолжал князь. – А! Да вот, кажется, заметка!.. Это должны быть начальные буквы…

– Позвольте! – вскричал торопливо Днепровский. – Позвольте!.. Кажется, это мой платок…

– Постойте, постойте!.. Да!.. Точно! Вторая буква та самая, которой начинается ваша фамилия, да первая-то… Нет, Алексей Семенович, платок не ваш.

– Так чей же? – прервал запальчиво Днепровский.

– Про то знает хозяин.

– Право, не знаю, – сказал я, – у меня был барон, так, может быть…

– Барон или баронесса, – подхватил князь, – какое нам до этого дело. Ах, Алексей Семенович! Не в пору мы с вами приехали.

Вдруг двери распахнулись, и барон Брокен вошел в комнату.

– Я опять к тебе, – сказал он, кланяясь Днепровскому и князю. – Здравствуйте, господа! Послушай, Александр, не оставил ли я у тебя белый батистовый платок с розовыми каемочками?

– Вот он! – сказал князь. – Это ваш платок?

– Нет. Это платок Надежды Васильевны.

– Жены моей? – вскричал Днепровский.

– Да! Я обещал ей сегодня поутру приискать две дюжины точно таких же платков и взял один на образец. Когда я был у тебя, Александр, так, видно, как-нибудь вытащил его из кармана вместе с моим. Представь себе: вхожу в магазин, хватился – нет! На беду, я заезжал сегодня домов в десять – как отгадать, где оставил! Такая досада! А делать нечего, пришлось опять у всех побывать. Уж я ездил, ездил…

– Ну что? – спросил Днепровский, у которого лицо снова просияло. – Есть ли такие платки в здешних магазинах?

– Точно таких, кажется, нет.

– И я то же думаю, – продолжал Алексей Семенович, постукивая с важностью двумя пальцами по своей золотой табакерке. – Я купил эти платки в Париже, да нелегко было и там их достать: насилу захватил одну дюжину.

Я вздохнул свободно. Князь Двинский молчал и посматривал недоверчиво то на меня, то на барона, который продолжал разговаривать с Днепровским, потом подошел ко мне и сказал вполголоса:

– Ну, Александр Михайлович, поздравляю тебя: ты нажил себе препроворного и преуслужливого друга! Ах, черт возьми! Да эта развязка годится в любую комедию!

– Послушай, князь! – сказал я, пожав крепко его руку

– Тише, тише! – прервал Двинский. – У меня болит палец. Да не горячись, мой друг: кто прав, тот никогда не сердится. Куда вы отсюда? – продолжал он, обращаясь к Днепровскому.

– В Английский клуб.

– А я сбирался к вам.

– Неужели?.. Ах, как жаль!

– Но, может быть, я застану Надежду Васильевну?

– Она дома, только не очень здорова и никого сегодня не принимает.

– Право? Так знаете ли что? Я сейчас из клуба: там всего человек десять – скука смертная! И если вы хотите непременно сделать партию, так поедемте к вам. Вы зайдете взглянуть на вашу больную, а я вас подожду в кабинете, велю приготовить стол, карты, да так-то наиграемся в пикет, что вы и завтра в клуб не поедете.

– А что вы думаете?.. Мне и самому хотелось быть сегодня дома: жена больна…

– Вот то-то и есть! Может быть, ей сделалось хуже. Вам должно непременно ее проведать. Поедемте! Прощай, Александр! – прибавил князь с насмешливой улыбкой. – Ты останешься не один, тебе будет весело.

У меня кровь застыла в жилах. Бедная Надина! Боже мой! Муж не найдет ее дома, все подозрения его возобновятся! Проклятый Двинский!

– Прощайте, Александр Михайлович! – сказал Днепровский. – Что прикажете сказать моей Надежде Васильевне? Я думаю, можно ее порадовать: вам, кажется, лучше.

Днепровский и князь вышли, барон заговорил со мною не помню о чем, но когда снег заскрипел под полозьям тяжелого возка и вслед за ним съехали со двора парные сани князя Двинского, барон подбежал к дверям моего кабинета, растворил их и сказал торопливо:

– Скорей, Надежда Васильевна, скорей!.. Не надобно мешкать ни минуты!

Едва живая, бледная, как мертвец, Надина вышла из кабинета.

– Я догадываюсь, – продолжал барон, – вы пришли сюда пешком, Надежда Васильевна. Ступайте в моих санях, и я вам ручаюсь, что вы будете в вашей спальне, разденетесь и успеете лечь в постель прежде, чем Алексей Семенович приедет домой.

– Ах, барон! – прошептала Надина. – Вы избавитель мой!..

– После, после!..

Через несколько секунд сани барона Брокена промчались по улице, и он вошел опять ко мне в комнату.

– Ну, счастливо мы отделались! – сказал барон, садясь на мою постель.

– Ах, как я тебе благодарен, мой друг! – вскричал я. – Если б не ты…

– Да, я приехал в пору.

– Но скажи, как ты мог так скоро найтись?..

– А вот как. Я заехал к тебе из любопытства: мне хотелось узнать, ошибся ли я в моих догадках или нет. Вдруг вижу, у тебя на дворе экипаж Днепровского и князя. «Вот беда! – подумал я. – Ну, если Надежда Васильевна у него?» Я вошел потихоньку в твою гостиную, подслушал ваш разговор и, кажется, явился очень кстати, чтоб выручить тебя из беды. Ну, Александр, надобно сказать правду, ты вовсе не умеешь владеть собою: на тебе и до сих пор лица нет. А какое лицо было у бедного Алексея Семеновича, когда я вошел в комнату! И теперь не могу вспомнить без смеха!.. Волосы дыбом, глаза выкатились вон, вся рожа на сторону!.. Ах, батюшка! Вот уж никак не ожидал! Я думал, что он самый добрый и смирный муж. Прошу покорно! Да, этот Днепровский настоящий Отелло!.. Ну, Александр, надобно быть осторожным. Умный человек не так опасен: он шуметь не станет, но ревнивый дурак – беда! С ним никак не уладишь, пойдет кричать на всех перекрестках, что его Жена изменница, что у нее есть любовник, над ним станут смеяться, это правда, да будет ли забавно Надежде Васильевне и весело тебе?.. А все этот Двинский!.. Что он помучил вас в маскараде, это еще извинительно, но ссорить жену с мужем, стараться ему открыть глаза – фи, какая гадость! Это низко, подло!.. Послушай, Александр, надобно порядком проучить этого князя.