Хамза Есенжанов - Яик – светлая река

Ораз изумленно и оцепенело глядел на него.

– О аллах, – наконец промолвил он, – я ничего не понял. Какой закон? Какая бумага? Или вы хотите получить бумажку на право проезда? Но такие документы никто не выдает. Да и зачем они вам? И лучше, что нет никаких бумажек. Дело-то у нас секретное.

– Нет-нет, без дакмента нельзя. Кто мне поверит, если у меня в руках нет дакмента? Ты говоришь, что не дают его? А мне он нужен. Понимаешь? Я разложу его, как скатерть, перед людьми и скажу: дакмент дан самым настоящим нашим бедняцким правительством. Тогда – замолкни и старшина, и судья. Понял? Раньше Макар и Шорак тыкали нам под нос вот такой большой дакмент и говорили: «Все наше. Озеро наше, рыба наша». Попробуй поговори с ними, если у них этот проклятый дакмент. И какой же ты чудак, дорогой мой. Ну подумай сам: если бы у меня был такой дакмент, как у Макарова, тогда бы я ни за что не дал ему кидать сети в наш Шалкар. Абдрахман все это знает, он должен дать дакмент.

Ораз, пристально смотревший в глаза взволнованного Хажимукана, кивнул:

– Теперь я понял, что за документ. Значит, хотите получить бумагу на право ловить рыбу в Шалкаре? А Абдрахман обещал вам дать такой документ?

– Ойбой, о чем же я могу говорить, как не о Шалкаре? Абдрахман сказал нам: и озеро и рыба – все ваше. Он сказал: кто раньше владел всем, теперь пусть не мнят себя хозяевами. И ногой пошевелить им не давайте. Это все хорошо. Но вдруг осенью явятся старые хозяева? Вот тогда-то я им и скажу: вот артель, вот бумага на озеро, вот печать, вот подпись. Пусть после этого они посмеют отнять у меня Шалкар. Закон это или нет? А?

– Закон-то закон. Никто не спорит. И озера теперь ваши, и земля – все. Только вряд ли сейчас дадут вам такую бумагу. В декрете советской власти сказано: земля и воды принадлежат народу. Это и есть закон. И уместно ли вам, Хажеке, сейчас спрашивать о такой бумаге?

– Неуместно, говоришь? Значит, когда Макаров с Шораком сгоняли нас с земли, то им показывать бумагу от правительства было уместно? А беднякам, выходит, позорно? Как же так? Скоро придет осень, начнется подледный лов. А потом снова вернутся хозяева и все отберут? Мы со своими стариками, с детьми и женами будем сидеть дома голодные и дрожать от холода? Так что твои слова, голубчик, – одно ребячество, – резко ответил Хажимукан.

– Я и сам не знаю, как быть, – растерявшись, пробормотал Ораз. – Надо поговорить с Абдрахманом. Если такая бумага полагается, мы мигом ее найдем.

– Давно бы так, – обрадовался Хажимукан, – а то заладил: «Неуместно, неуместно». Каждый, кто хотел, корчил из себя хозяина. А мы перед всеми робели. Хватит! Я достану бумагу на наше озеро. Был, говорят, такой вор Алапес. Он воровал скот, чтобы прокормить свою семью. Однажды его долго не было дома. Голодные ребятишки стали плакать. И тогда мать сказала им: «Не плачьте, милые, если отец не умрет, то обязательно приведет хоть плохонькую корову». Так и я, уезжая сюда, тоже сказал своим босым землякам: «Если Хажимукан не умрет, то привезет дакмент».

«Не угомонится, пока не добьется своего, – подумал Ораз. – Видно, здорово ему насолили эти хозяева, если он так настаивает».

Они вместе отправились к Абдрахману. Когда Ораз сказал, что Хажимукан требует документ на пользование водой, Абдрахман отнесся к этой просьбе совершенно серьезно. Он позвал Мырзагалиева, в совершенстве владевшего казахским и русским языками, и сказал:

– Пиши постановление от имени исполкома, что на основании декрета советской власти озеро Шалкар со всеми его богатствами передается в вечное пользование трудящимся. Напиши, что подлинными хозяевами озера являются сами рыбаки. Мы подпишемся и поставил печать Богдановского Совета.

Жилистый высокий Парамонов подошел к Хажимукану и дружески похлопал его по плечу.

– Мы с тобой оба рабочие, – сказал он. – Ты работаешь на промысле, я – на кожевенном заводе. Теперь будет все наше: и земля, и вода, и заводы – все. Поздравляю с возвращением озера Шалкар настоящим хозяевам. Смотрите, никому его больше не отдавайте.

Его теплые и дружеские слова Хажимукан понял без переводчика.

– Большой богач Макаров – русский, тамыр Шорак – казах. Ты – тамыр рабочий, Хажимукан – рабочий. Приезжай в гости, угощу жирным сомом, – весело говорил Хажимукан, и его ровные белые зубы ослепительно блестели в открытой улыбке.

Парамонов крепко пожал руку нового друга. Хажимукан плохо говорил по-русски, но он отлично его понял.

– Приеду, тамыр, обязательно приеду.

Солнце было уже высоко, когда Хаким различил вдали окрестности Уральска.

Он облегченно вздохнул и заторопил лошадь. Как рукой сняло усталость. От восторга, переполнявшего грудь, и избытка сил Хаким запел:

Песня эта припомнилась ему совершенно случайно, когда он проезжал мимо Менового Двора.

До Уральска оставалось не более семи верст. Дорога от Менового Двора до города шла лесом. Зеленые кроны тополей бросали на дорогу прохладную тень. Их листья заметно трепетали под легким ветром. Кое-где ветви карагачей смыкались над дорогой, и прохладные листья касались лица.

Иногда лесную дорогу пересекали маленькие ручейки с прозрачной, хрустально-чистой водой.

Кругом не было ни души. Конь размеренно шагал в тени деревьев. Хаким уперся ногами в стремена, расправил грудь. Его охватило какое-то озорное веселье, и он снова запел.

Так, весело напевая, он доехал до поворота дороги, ведущей к мосту через Яик.

Весной, когда Хаким уезжал из города, он переправлялся через реку на пароме. Сейчас уже был достроен новый мост. Но почему-то ходил паром.

Хаким повернул было к мосту. Он решил, что переправа на пароме с конем доставит много хлопот. И тут заметил, что на мосту было пустынно, тогда как возле переправы шумела большая толпа народа.

Навстречу Хакиму от переправы ехал пожилой казах в шекпене [96]. Он сидел на сером коне. Увидев Хакима, первым приветствовал его:

– Здравствуй, сынок. Не к мосту ли направляешь своего коня?

Хаким ответил на приветствие и сказал:

– Через мост будет быстрее.

– Конечно, конечно, – закивал старик, – через мост и удобнее и быстрее, но не пускают эти шайтаны проклятые. Даже близко к мосту не подпускают никого: ни знатного человека, ни такого, как я. Мост охраняет есаул с казаками, будь он трижды проклят. Всю жизнь прожил среди казахов и научился только ругать их. «Куда прешь, чернорожий киргиз, – кричит, – тебе мост нужен? А этого не хочешь?» – и показывает кукиш. Потом пригрозит нагайкой и велит поскорее убираться. В прошлом году такого не было, а нынче прямо озверели. И что с ними сделаешь? Зайду, бывало, к лавочнику Митрею в магазин, а тот уже кричит: «Ах ты, поганый киргиз, опоганил всю мою посуду. Проваливай вон из моей лавки! Все равно ничего не купишь». Так я этому собаке Митрею отомстил.